Морской интернет-клуб "Кубрик"

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть первая

 

КУРС-НОРД!

 


Испытания

А

х, Севастополь! - Бесценный бриллиант в сказочном ожерелье божественного Крыма! Чего он только не повидал, не поизведал на своём веку! Прочно и навсегда связаны с ним моряки, корабли, горечь утрат и залпы победных салютов на крутых изломах блистательной его истории…

Он давно ничему не удивлялся, легендарный Севастополь. И в то хмурое утро 18 апреля 1975 года, провожая служивый и трудящийся люд на троллейбусные остановки и пристани, спокойно, если не сказать равнодушно, пропустил через боновые ворота* в гавань невиданных доселе размеров исполина.

Слегка озадачило лишь то, что когда незнакомец, застопорив ход, дал подскочившим буксирам уцепиться за нос и корму, а потом вышел на пик разворота, бухта, казалось, вот-вот будет перекрыта с севера на юг. Впрочем, длилось это совсем недолго. Вот – корма подтянулась к Угольной пристани, нос, поворачиваясь к выходу, застыл между свежеокрашенными бочками, и пошла обычная швартовная работа привычных к ней людей.

И только водный трамвайчик с Графской пристани на Инкерман, выбившийся в этой кутерьме из графика, всё норовил подсуетиться поближе к высокому борту диковинного гостя. Слегка озадаченные необычным зрелищем пассажиры, вывалив на правый борт трамвайчика  и задрав головы, с любопытством скользили взглядом от свисающего из клюза якоря к золоченым литерам «Киев» на борту, надстройке, увенчанной неясного назначения шаром и, наконец, корме с элегантными вырезами для командирского катера и барказа

 

Главная база Черноморского флота быстро наполнялась жизнью. По её главной водной артерии без устали сновали разнокалиберные плавсредства: буксиры, продовольственные баржи, водолеи, рейсовые катера, барказы – всего не перечислить! С причалов 30-й дивизии до Угольной долетали обрывки команд и отголоски горнов. По ним искушённый наблюдатель мог судить о прибытии на корабли командования, подъёме на них военно-морских флагов, начале на флоте занятий и работ. С корабельной стороны по склонам балки, отделяющей площадь адмирала Макарова от улицы Рабочей, к бухте стекал пьянящий аромат молодой листвы и цветущих акаций.

Не скрывая удивления, граничащего с лёгким испугом, Он смотрел на этот незнакомый мир сотнями своих иллюминаторов и не очень-то понимал – что происходит. Невиданная сумятица последних дней, отделившая размеренную заводскую жизнь от незнакомых мест и ощущений, наполнила Его предчувствием тревожных и, вместе с тем, радостных событий. За Его кормой остались первые сотни ходовых миль. И пусть это были лишь первые шаги, которые Ему заботливо помогали сделать родители-корабелы, Он чувствовал - день ото дня будет крепнуть Его самостоятельность.

Постигая окружающее, Он быстро взрослел. По человеческим меркам к сегодняшнему дню Ему, пожалуй, было бы лет около семи. Но к исходу года по планам заводских ходовых и государственных испытаний, должна была пройти, образно выражаясь, вся Его школьная жизнь.

За прошедший месяц Он научился отличать свой личный состав от строителей-корабелов. Если вторые изо всех сил помогали Ему скорее встать на ноги, вступить в новую жизнь, то первые – матросы и старшины срочной службы, мичманы и офицеры, заселившиеся на корабль в марте, - наполняли Его уверенностью в собственных силах. Их было много, очень много – тех и других, особенно корабелов. Но Он откуда-то знал, что для судостроителей ключевой фигурой на борту был энергичный, деятельный и всеми уважаемый главный строитель, он же главный ответственный сдатчик корабля, по фамилии Винник. А у моряков – жёсткий, взыскательный, порою очень резкий, но отходчивый командир корабля капитан 1 ранга Соколов. Ему трудно было понять нюансы и особенности взаимоотношений моряков и промышленности. Да к этому Он особо и не стремился. Как правило, действительность сама подсказывала, как правильно расставлять акценты и приоритеты.

Вместе с экипажем Он жадно впитывал первый практический опыт подготовки к плаванию, управления устройствами и механизмами на стопе и на ходу, жизнеобеспечения, быта и повседневной службы. И был горд, что первый черноморский поход продемонстрировал Его готовность к началу ходовых испытаний. В море Он с некоторым удивлением понял, что возможности и силы корабелов велики, но не безграничны. Заводской капитан с мобилизующей  фамилией Деркач после съёмки с якоря в устье Бугско-Днепровского лимана-канала передал бразды управления командиру корабля. Сам же на соседнем кресле флагмана прикорнул вполглаза, прикрывшись меховым капитанским регланом. Штурманскую прокладку и навигационную безопасность плавания уверенно обеспечивал Его штатный личный состав из БЧ-1 и РТС. Заводчане такой работы просто не знали.

Там, на коротком переходе из Николаева в Севастополь, Он проникся искренней симпатией к своим морякам. Ощупывая горизонт зондирующими сигналами навигационных РЛС, сверяя местоположение с расчётными данными, проверяя подвластность винтам и рулям дразнящих любопытство морских просторов, Он словно растворялся в этих людях, одновременно растворяя и их в себе.

Что говорить, Он сразу и навсегда полюбил стихию плавания, ведь именно для неё и был создан!

***

Командирский катер «Соколенок», бортовой номер РК-852-1, мерно колыхался в ритме набегающей волны у «Минной» стенки недалеко от КПП. Уже больше часа. Ждали из Черноморской картографии корабельного штурмана Игоря Астахова и его сопровождающего мичмана Даниленко. Сверкающий надраенной медью, свежеокрашенный, весь как с иголочки катер контрастно выделялся среди собратьев, снующих окрест по флотским надобностям. Стремительные обводы, изящный дизайн намекали на быстроходность и превосходные мореходные качества. Военно-морская публика с причала и ошвартованных рядом БПК, оценивающе поглядывая в его сторону, завистливо заключала: - Да, хороша Маша, да не наша…

Радист катера матрос Казанцев глянул на часы - 17.53.

- Товарищ старший лейтенант, - обратился он к офицеру, старшему на борту, - время вышло!

- Подождем ещё минут пять, - отозвался тот с Минной стенки и, секунду подумав, распорядился: - Передайте на крейсер, штурман с секретчиком пока не прибыли.

Как раз в этот момент из дверей КПП энергично вывалились щеголеватый старлей и мичман. В глаза бросался внушительный тубус, который мичман то и дело перехватывал то одной, то другой рукой.

- Игорёк, еще минуты три и загорать бы тебе со сторожем до ближайшей оказии, - встретил штурмана недовольным возгласом старший на катере.

- Зато установил контакт с черноморскими коллегами, – примирительно улыбнулся тот и заговорщицки подмигнул: - Очень, тебе замечу, среди них имеются симпатичные коллеги!

В катере, спрыгнув на кормовую площадку, он пристроился у входной двери в салон и протолкнул вниз мичмана.

- Володя, держи тубус. И покрепче. В нём - нити Ариадны крейсера, считай, до самого возвращения в Николаев! - и, покрепче натягивая фуражку, шутливо скомандовал: - Добро на «Киев», сэр!

Моторист из сдаточной команды ЧСЗ, он же ответственный сдатчик корабельных плавсредств, уже запустивший двигатель, вопросительно глянул в сторону старшего и дал назад малый. Ещё не набившие руку крючковые опасливо отжали корму и нос катера. Тот, плавно завершив полуоборот, рванул вперед, оставляя пенистый бурун за кормой.

…На верхней площадке правого трапа катер нетерпеливо ждал дежурный по кораблю, комдив-4 БЧ-2 капитан-лейтенант Яковлев. Его дежурство нервными толчками двигалось к завершению. Позади первые сутки в главной базе КЧФ. Оставалось проводить командира на берег и смениться. Силы были на исходе, но каплей держал марку. Вахтенный офицер на трапе, седеющий, возрастной старший лейтенант Глазунов из БЧ-6 почтительно держал от него дистанцию, пытаясь руководить действиями вахтенных на концах, бестолково снующих по проставке.

- Старший ко мне, команде катера оставаться на местах! - гаркнул дежурный и, пропуская штурмана с секретчиком, уже обычным голосом известил:- Игорь, зайди к Удовице*, он тут меня забодал насмерть, прибыл - не прибыл Астахов.

- Слушаюсь и повинуюсь, товарищ дежурный, - откликнулся тот уже от двери трапа, ведущего наверх.

***

Быстро стемнело. Через открытые иллюминаторы и монотонный шорох кондиционера едва слышны отзвуки засыпающей водной магистрали города-героя. Обитатели и гости 259-й каюты после вечерней проверки, необязательной для свободной смены, коротают оставшееся от рабочего дня время. За прошедший от заселения на «Киев» месяц с небольшим корабельный быт ещё не устоялся, соседи друг к другу не притёрлись. Многие пока тяготеют к своим товарищам по каютам на ПКЗ «Салгир», где большая часть экипажа провела около года. На время испытаний офицеры расселены по 2-3 человека в двухместные каюты. Офицерам РТС достались каюты на второй палубе по правому борту, ближе к корме. Часть кают и кубриков ещё не передана заводом экипажу, часть используется для размещения членов сдаточной команды.

Боря Тютиков, командир группы воздушной обстановки, в который раз продувал партию в нарды ответственному сдатчику по навигационной электронике от ЧСЗ Брагину. Ожидавший очереди Игорь Астахов вполглаза следил за ходом игры и, докуривая сигарету, пускал дым колечками, норовя угодить в иллюминатор. Серёжа Козырев, командир группы БИУС, на правах старшего в каюте возлежал на нижней койке и степенно листал свежий номер «Огонька». Из обитателей каюты отсутствовал Паша Рындин, только что покинувший компанию: убыл заступать вахтенным офицером на правый трап. На «Салгире» они с Игорем не только нашли общий язык, но и успели подружиться.

- Серёга, - неожиданно обратился к Козыреву штурман, - если хочешь, садись после Бориски. Что-то я притомился. Пойду залягу в берлогу к своим «румынам».

- Я пас. Сегодня Михалыч в ударе, - отозвался тот. - Пусть «двоечник» отыгрывается.

- Нет-нет, ребятишки, дайте хоть сегодня закончить турнир победителем! - перекидывая последние фишки на правое поле доски, торжествующе заключил Брагин.

 

Шли третьи сутки со дня выхода «Киева» с ЧСЗ на ходовые испытания. Их суеты и впечатлений хватило бы, пожалуй, на месяц размеренной заводской жизни. И сдаточная команда, и экипаж были переполнены здоровой усталостью здоровых людей, которых ожидала ответственная и нелёгкая работа. Первым её этапом было докование в Северном доке Севастополя.

Коридоры второй палубы после команды «Отбой» были пусты. У люка спуска к рубке дежурного Игорь притормозил:

- Ну что, Михалыч, до завтра?

- До завтра, Игорёк, - отозвался Брагин уже с трапа, ведущего в сотый коридор к местам временного проживания руководства сдаточной команды.

***

В каюте, перебирая какие-то бумаги у секретера, бодрствовал минёр Гриша Репашевский. Второй сосед, тоже «румын», Слава Костыгов заступил дежурным по низам и правил это нелёгкое на крейсере дело. Стараясь не привлекать внимания, Игорь быстро умылся и нырнул под одеяло своей верхней койки. Но сон не шел. В памяти всплывали то давешние девушки из картографии, то Люська с николаевских «Алых парусов», роман с которой никак не клеился, то Пашка Рындин. Почему-то в роли и при погонах его «бычка», педантичного кап-три Удовицы. Укоризненно покачивая головой, Пашка увещевал:

- Жениться тебе пора, дорогой товарищ Астахов, а у тебя, пардон, только кабаки да бабы на уме. Нехорошо!

- Да женюсь, женюсь! Только вот введём крейсер в первую линию, - лениво отмахивался от него Игорь. - А когда это ты «майора»* отхватил? И не представился старшему товарищу. Вот это действительно нехорошо!

Потом, вдруг, все поплыло, завертелось, понеслось куда-то... Игорь спал. Уже по-настоящему.

 

А Брагину, кажется, не спалось всерьёз. Нужно было возвращаться в Николаев. В предстоящем доковании работ для него не было. А на заводе осталась масса нерешённых вопросов с контрагентами, военной приёмкой по документации, поставкам оборудования теперь уже для «Минска». И матушка что-то не на шутку разболелась. И на младшего сына Андрюшку опять жаловалась школьная директриса.

На «Киев» он должен был вернуться после майских праздников, когда корабль выйдет на внешний рейд. «Надо же, - крутилось у него в голове, - как быстро летит время. В сентябре уже второй крейсер должны спускать на воду». Вспомнился не по-декабрьски погожий день 1972 года, когда на воду спускали авианосец-первенец. Транспаранты, оркестр, ликующий завод и крёстная мать «Киева» Галочка Дончевская, сварщица корпусно-стапельного цеха, с ритуальным шампанским в вытянутой руке. Вот через мгновение форштевень покроется белой пеной, грянет гимн и стальная громада сначала едва заметно, потом все быстрее заскользит кормой к своей родной водной стихии…

Но сон никак не шел. Николай Михайлович потихоньку, чтобы не будить давно спящих соседей, встал, нашарил в кармане куртки-спецовки мятую пачку сигарет и закурил, приподняв на темнеющую задрайку массивный диск иллюминатора.

На полётной палубе дежурный по низам и сдаточный механик ЧСЗ разводили очередную смену корабельной вахты.

***

Только здесь, в доке, Павел осознал, наконец, насколько внушителен крейсер. Снизу док-камеры, задрав голову, он заворожённо глазел на огромные винты и рули крейсера далеко вверху. Потом, не удержавшись, почти машинально двинулся в нос, последовательно осматривая утопленные в корпус ребра успокоителей качки, антенный выступ ГАК «Платина», бесчисленные забортные приспособления и, наконец, бульбовый обтекатель ГАС «Орион». На языке вертелись новые для него словечки – батопорт, док-камера, кильблоки, клетки. От стен и влажного дна дока тянуло сырой прохладой. Предстояло принять от завода, выполнявшего доковые достроечные работы, участок корпуса корабля для очистки силами группы личного состава РТС.

Всего неделя прошла с того памятного дня, когда на «Киеве» был поднят Военно-морской флаг, вручённый командиру корабля командующим КЧФ вице-адмиралом Ховриным. Казалось, время, спрессованное Главкомом ВМФ, дважды посетившим «Киев» на ЧСЗ за этот месяц, подобно распрямляющейся пружине понесло крейсер с экипажем и сдаточной командой на борту неудержимо вперёд.

Второй год службы на «Киеве» был для Павла подобен калейдоскопу скоротечных, тесно переплетённых между собой событий. Укомплектование экипажа с поездками за новобранцами  сменялось изучением корабля и его вооружения. То и другое перемежалось с разработкой боевых расписаний группы, фрагментов учений и тренировок корабельных расчётов. Это занятие требовало практического знания корабля, пройти по которому в то время было делом не для слабонервных. Наконец, текущая работа с подчиненными, собственно служба… Во всё это с трудом вписывалась его личная жизнь, которой у него, кажется, тогда почти и не было.

Их небогатая, но весёлая, в курсантско-студенческих затеях свадьба с Анютой венчала его производство в офицеры. Первый лейтенантский отпуск и медовый месяц молодожёны провели сначала у недавно овдовевшей мамы новобрачной, сиречь тёщи, в Вологде, потом у родителей новоиспеченного супруга в Архангельске. Последние десять дней они провели в пансионате на Рижском взморье по путевке, подаренной им на свадьбе. В августе Павел убыл, как положено, к месту назначения на КЧФ, в Севастополь, а Анечка вернулась в Ленинград. Ей нужно было заканчивать свой «Гидромет»*.

На преддипломные каникулы она, конечно же, прилетела в Николаев. Они тогда пробыли вмести две чудные, незабываемые недели, чтобы расстаться еще на полгода. До очередного отпуска Павла.

…Тогда, подъезжая к Вологде, он, конечно, уже знал, что их семейство ждёт пополнение. Поэтому особенно расстарался с подарками для тёщи и свой ненаглядной.

Беременность протекала тяжело. Анюта располнела, подурнела. Но он любил её тогда, как никогда, сильно и нежно, почти до слёз. Они решили не рисковать. И в Николаев он вернулся один.

А с сентября по флотам покатилась волна разборок причин и следствий гибели БПК «Отважный». Не обошла она и «Киев». Эпопея бесконечной сдачи зачётов на допуск к самостоятельной эксплуатации техники, которая только устанавливалась на корабль, дополнилась бесчисленными проверками по линии пожаровзрывобезопасности на …плавказармах и плавмастерской. Экипаж к тому времени уже приступил к отработке первой курсовой задачи для строящихся кораблей.

На этом фоне Павлу в конце сентября с огромным трудом удалось вырваться из Николаева, чтобы встретить из роддома Анюту с их первенцем Сашенькой.

До конца года он успел, помимо прочего, пройти с группой личного состава срочной службы ещё одну стажировку, теперь на ПКР «Ленинград». Очередной отпуск за новый 1975-й год настиг его …в январе.

От пелёнок и сосок в Вологде до заселения на корабль прошел всего месяц.

 

Доковые работы были закончены строго по плану - 6 мая 1975 года. После них «Киев» вывели на Угольную. Сияющий свежеокрашенными бортами и щёгольски отбитой, идеально ровной белоснежной ватерлинией корабль готовился к выходу на внешний рейд. Грузили продовольствие, учебный боезапас, материалы, оснастку и оборудование завода.

Следом за Первомаем промелькнул день Победы. Участие в параде кораблей КЧФ по случаю 30-летия поистине всенародного праздника стало первой публичной демонстрацией крейсера. А с 10 мая в Севастополь стали подтягиваться представители сдаточной команды из Николаева, не задействованные в доковании. До продолжения ходовых испытаний оставались считанные дни.

***

Соколов поднялся в ходовую рубку. На связи ждал оперативный дежурный по авиации КЧФ. Из разговора выяснилось, что их с главным строителем (присутствовавшим при разговоре), приглашают в ближайшие дни побывать на авиабазе в Саках. Вспомнился последний разговор с главкомом накануне выхода крейсера из Николаева, жёсткие установки, почти отеческое напутствие. Из них следовало, что первый серьёзный экзамен ждет «Киев» уже после майских праздников – посадка на «Киев» штурмовиков Як-36М. Завершая разговор, главком тогда многозначительно поднял брови: - Возможно, в присутствии Министра Обороны!

- Ну что, Иван Иосифович, - передавая трубку аппарата ЗАС дежурному связисту, обернулся Юрий Георгиевич к главному ответственному сдатчику, - а не испить ли нам чайку? Заодно и о поездке потолкуем.

- Не откажусь, - живо отозвался тот. - Чай не пьешь – откуда сила, как утверждает один наш контрагент из Казани!

У них быстро сложился хороший деловой контакт. Разные характеры, темперамент, даже взгляды на жизнь - этому не мешали. Объединяли же масштабность предстоящих задач, неимоверная ответственность и одинаковое отсутствие права на ошибку. Страна ждала свой первый авианосец. И никакие «сюрпризы» здесь не были уместны!

Договорились о поездке на следующий день. Транспортную часть поездки взял на себя Винник. Большая часть ответственности за корабль лежала пока на ЧСЗ. Оба понимали это, как понимали и то, что экипаж с каждым днем должен все полнее разделять эту ответственность. По работе с авиацией у командира было много вопросов. Он понимал, что ответить на них просто некому. Старпомовский опыт ПКР «Ленинград», давший ему путёвку к командирскому креслу «Киева», оказывался совершенно недостаточным.

Каковы командирские границы по применению штурмовиков в боевой обстановке? Каков реальный уровень ТТХ Як-36М? Где водораздел по управлению палубными самолётами между флотом и ВВС? Каким образом будет включен недавно сформированный «киевский» 279-й штурмовой полк в боевую и повседневную организацию крейсера?

Вопросы, вопросы… Он не рассчитывал получить на них ответы, но надеялся, что этот визит к авиаторам даст возможность поближе познакомиться с лётчиками, общей организацией и руководством полётами. В конце концов, все строится на живом человеческом общении.

За неполные два года на «Киеве» им решена первая из основных задач – сформирован дееспособный экипаж. Как в себе, он был уверен в первых его лицах. Старпом - Саможенов Вениамин Павлович – выше всяких похвал! Строг, неутомим, самоотвержен в службе. «Большой зам» Бородавкин Дмитрий Васильевич – дело и место свое знает, положиться на него можно. Помощник Руденко Валентин Петрович – моряк до мозга костей, незаменим во всех корабельных делах, хоть сегодня назначай старпомом. Про командиров боевых частей, начальников служб и говорить нечего. Отбирали лучших из лучших по всему Черноморскому флоту. Некоторых со штабных должностей флагманских специалистов! И комдивы им под стать. Значительная часть офицеров и мичманов – проверенные черноморцы с хорошим послужным списком. Зелёной молодежи совсем немного, но и о ней отзывы в основном положительные. Да и с личным составом срочной службы ситуация управляемая. Конечно, родной ЧФ здесь отыгрался на новостройке. Но ничего, два-три новых призыва, следует полагать, всё поставят на свои места.

 

На аэродроме командира и главного строителя, сопровождаемых командиром БЧ-6 майором Рыжковым и строителями по авиационному комплексу Серединным и Бабичем, встречал представитель яковлевской «фирмы» Власов. В ОКБ он был заместителем главного конструктора по корабельному базированию. Гостей ввели в курс дела по подготовке Як-36М к первой посадке на крейсер. Юрий Георгиевич познакомился с лётчиками-испытателями, попытался уяснить задачи экипажа по техническому и радиоэлектронному обеспечению приёма на борт авиации. Как он понял, дело могла усложнить неполная готовность корабельного комплекса навигации и посадки летательных аппаратов «Привод-СВ». Его швартовные испытания проводились на ЧСЗ по сокращённой программе. Кроме того, полётная палуба крейсера еще не была покрыта огнеупорной плиткой. Однако, как заверили командира, всё это не будет иметь решающего значения. Главное, чтобы задействуемая на приёме самолётов матчасть БЧ-6 и корабельные средства материально-технического обеспечения самолётов были в полной готовности. Договорились, что до выхода на внешний рейд «Киева» всё это будет осмотрено группой обеспечения испытаний Як-36М от ОКБ Яковлева.

Завершая встречу, гостей провели к кромке лётного поля. Здесь в строю пеленга (по-флотски отметил командир) замерла тройка палубных штурмовиков. Вокруг одного из них суетился технический персонал. Даже внешний осмотр самолётов оставил самое приятное впечатление.

На обратном пути в заводском микроавтобусе больше молчали, думая каждый о своём. Уже на въезде в Севастополь командир обернулся к Виннику:

- Говорят, в Ахтубинске* вовсю летают строевые лётчики нашего авиаполка. Полк сформирован два года тому назад. Интересно, а командир полка уже назначен?

- Точно не скажу, но, по словам Бекирбаева*, ещё нет, - ответил Винник.

 

…Первая группа летчиков-штурмовиков «киевского» 279-го отдельного корабельного штурмового авиационного полка, образованного в сентябре 1973 года приказом Главкома ВМФ, в те дни проходила в испытательном центре ВВС Ахтубинска первую часть лётной подготовки - береговую. К концу 1975 года в Саки поступят первые серийные Як-36М. И на них начнутся полёты со специальной ВПП, построенной ЧСЗ на авиабазе по конфигурации полётной палубы «Киева».

***

Старший лейтенант Глазунов, командир группы БЧ-6, третьи сутки «стоял на ушах». С выходом на внешний рейд и прибытием на корабль технического персонала опытных образцов штурмовиков Як-36М, проходящих испытания, его и без того беспокойная корабельная жизнь завертелась в совершенно запредельном ритме. Геннадий Алексеевич – туда, Геннадий Алексеевич – сюда. С «железом» своим разобраться некогда! А эта зелень пузатая всё не угомонится: то одно не так, то другое, то чего-то не хватает, то что-то лишнее!

Частенько он корил себя за сговорчивость с флотскими кадровиками, сосватавшими его полтора года назад на «Киев» с берегового аэродрома. Как же, и капитана получите без промедления, и квартиру в Севастополе! Ну, с капитаном ладно, кажется, действительно не заржавеет. Толя Автухов, комдив, вроде уже  представление готовит. А с квартирой пока…

- Старшему лейтенанту Глазунову прибыть в ангар! – неожиданно рявкнула над ухом боевая трансляция.

- Да иду, иду, мать вашу, - огрызнулся Геннадий Алексеевич на динамик в рубке дежурного по полётной палубе и метнулся к носовому подъемнику, который по какой-то нужде гоняли с макетом вертолёта Ка-25 то в ангар, то обратно.

 

Прямо по курсу крейсера в лёгкой дымке просматривался вход в базу. К северу от Константиновского равелина береговая черта плавно переходила в горизонт. Справа по борту, приподнимая над морем силуэты городских строений, берег сливался с очертаниями Камышовой бухты.

С Угольной ждали заводской буксир «Калмык» с бригадой малярш завода, краской для внутренних помещений, партией плитки для покрытия ВПП и, кажется, почтой. После разгрузки этот паросиловой ветеран-трудяга должен убрать от борта корабля понтон-проставку.

Дверь из ходовой рубки на левый обходной мостик открыта. Из неё тянет приятной морской свежестью. Капитан 1 ранга Савицкий, командир 181-й бригады строящихся кораблей, озабоченно выглядывает в смотровое окно. На «Калмыке», который подходит к крейсеру, должен прибыть недавно назначенный в бригаду флагманский специалист по авиации. «Пусть потренируется, - думает Сергей Михайлович, - и мне здесь повеселее будет». Функции бригады во время испытаний «Киева» не были обременительными. Вместе с комбригом и прибывающим флагманским её представительство на борту будет насчитывать 3 человека.

Капитан 1 ранга Соколов, расположившись в своем командирском кресле, принимает доклад корабельного метеоролога. Время от времени заглядывая в подготовленную к докладу карту погоды, он трёт переносицу и утвердительно кивает головой.

- Так что, товарищ Пасечник, усиления ветра и ухудшения видимости не будет? - дождавшись традиционного «Доклад закончен», спрашивает он.

- Так точно, товарищ командир!

После съёмки с якоря и установления походной готовности можно было дать команде пообедать. Запланированный переход в район рейда Бельбек имел целью обеспечить облёты крейсера штурмовиками. На ходу, на стопе, с имитацией захода самолётов на посадку. Вместе с ходовыми испытаниями «Киева» начинались корабельные испытания Як-36М. Ещё до выхода на внешний рейд с Угольной на полётную палубу была нанесена разметка кормовых взлётно-посадочных позиций и разграничительных линий.

 

Всё было в первый раз и для экипажа, и для сдаточной команды. Учились вместе, работали и жили вместе. То было беспокойное, но интересное, в чём-то даже романтическое время больших ожиданий. Уже после майских праздников было точно известно - 20 мая корабль посетит министр обороны Маршал Советского Союза Гречко.

***

Несколько дней выполнялись короткие морские выходы крейсера по плану испытаний. Остаток прошлого и почти всю первую половину сегодняшнего дня Игорь провёл в рутинных штурманских занятиях: галс № 1, галс № 2, стоп, переход в полигон, переход в точку якорной стоянки. И опять, и снова, и все на пятачке в 12-15 миль. «То-то старпому раздолье, - нанося на карту очередную отметку, думает он, - Сколько учений по приготовлению корабля к бою и походу проведено, сколько проверок по приготовлению корабля к полётам! И все в реальной обстановке. Ну, или в почти реальной».

Который час шли облёты корабля штурмовиками. Рёв их двигателей, когда самолёты на малой высоте проносились по левому борту, проникал даже в штурманскую рубку. А уход очередного «Яка» от «Киева» после зависания над посадочной позицией сопровождался потрясающим слух и воображение грохотом, который постепенно ослабевал после ухода самолёта за пределы ВПП. Игорю, конечно, очень хотелось взглянуть на этот чудо-раздражитель, что называется, хоть краешком глаза, но такой возможности пока никак не вытанцовывалось.

Подошло время очередной обсервации. Когда Игорь закончил её, в штурманскую заглянул Удовица.

- Игорь Николаевич, там ваш Брагин просил помочь с проверками лага. Он ждёт на ГКП. Уважьте товарища. А здесь пока я покомандую.

- Ну, как всегда не вовремя эта промышленность, - сделав для приличия недовольное лицо, отозвался штурман, передавая «бычку» прокладку и местоположение корабля.

На ГКП было пустынно и тихо. Только вокруг командирского пульта БИУС крутились девчонки-монтажницы из Ульяновска, колдуя над чем-то в распахнутых, как листья альбома-кляссера, створках его монтажных панелей. «Симпатяги, однако», - машинально отметил Игорь, высматривая Брагина через стойки оборудования. Но тот с видом заговорщика неожиданно вынырнул из БИЦ.

- Николай Михайлович, что за проверки-то? По лагу же все закрыто!

- Э-ээ-э, - увлекая старлея к выходу, заулыбался ответственный сдатчик, - слухай сюды. Вы, вояки, тут всё по тревоге, да по тревоге сидите, а на носу вполне историческое событие!

- То есть?

- Да вот-вот на корабль «Яки» будут сажать! Уловил? Дуем на СКП. Считай для проверки репитера лага!

 

В отличие от ходовой рубки, где кроме командира, комбрига и нескольких человек ходовой вахты никого не было, на СКП роилась гудящая масса людей. Винник и ответственные сдатчики ЧСЗ по авиационному комплексу чинно наблюдали происходящее у смотровых окон ближе к левому борту. В центральной части помещения суетились и гомонили руководители и специалисты ОКБ Яковлева, представители НИИ ВВС, лётных полигонов. Только что стало известно, что один из трёх штурмовиков, участвующих в облётах крейсера, посажен на авиабазу в Саках: какие-то технические неполадки.

Конспираторы - Брагин и Астахов - для начала обозначили бурную деятельность у репитеров штурманского оборудования ЗКП. Затем с крайне деловым видом и, стараясь не привлекать внимания, стали осторожно протискиваться к кормовым смотровым окнам СКП.

Пара Як-36М в очередной раз стремительно приближалась к кораблю.

- Галс выполнен, к посадке готов! – последовали один за другим доклады лётчиков.

- Оба на повторный галс! Единичка! Вам готовиться к посадке на палубу! – распорядился немолодой уже офицер-авиатор, погоны которого были скрыты под лёгкой лётной курткой.

К нему, под стеклянный колпак рубки управления полётами, из глубины СКП подошёл лысоватый, собранный представитель яковлевского ОКБ. Он склонился к креслу руководителя полётов, опираясь на спинку и подлокотник, и они о чем-то тихо заговорили.

«Бекирбаев, - указывая на него взглядом, почтительно сообщил Игорю Брагин. - Керим Бекирович. Считай – родной отец тридцать шестого!»

В узком проходе, визуально прикрытым от центра СКП линейкой индикаторов «Привода-СВ», уже пристроились будущий заведующий СКП старлей Саша Мишаков из РТС и его подчинённый старшина 2 статьи Петров. На незваных гостей они даже внимания не обратили, рассматривая, как ВПП готовят к приёму самолётов технические и пожарные расчёты.

Тем временем пара штурмовиков, набрав высоту, круто уходила влево, расходясь веером в носовых курсовых углах. Их хищные силуэты, больше напоминавшие крылатые ракеты, чем самолёты, быстро вырождались в ослепительной вышине в едва заметные точки. Через минуту, выполнив разворот, они по большой дуге вновь пошли на сближение с кораблём.

Напряжение на СКП нарастало.

Руководитель полётов щелкнул клавишей «Лиственницы»*:

- БИЦ – СКП!

- Есть БИЦ!

- Данные по штурмовикам!

- СКП, ходовая - БИЦ! Цель групповая, воздушная в составе двух. Наблюдаю разделение. №1: пеленг…, дистанция…, на развороте. №2: пеленг…, дистанция…, на удаление.

- Есть, ходовая.

- Есть, СКП. Вести обе. Доклады только по первой. Каждые 30 секунд!

- Есть.

- Ходовая, СКП!

- Есть ходовая!

- Разворачиваю первый для завода на посадку. Удерживать курс корабля!

- Вас понял, курс 320 удерживаю!

Когда безупречно идущий по посадочной глиссаде «Як» вышел на визуальный контакт с крейсером,  в СКП воцарилась мёртвая тишина. Её нарушало только стрекотание вертолёта-спасателя Ка-25, который повис на небольшой высоте почти рядом по правому траверзу, доклады БИЦ, да радиообмен руководителя полётов с лётчиком. К этому времени весь технический персонал с полётной палубы был удален. Только пожарные расчёты застыли на своих местах. Их экипировка мало отличалась от обычной лётной спецовки. Кто знал тогда, как всё это должно выглядеть?

Но вот штурмовик, гася скорость, вошёл в ближнюю зону. Стали хорошо видны выпущенные шасси, а за фонарем кабины лётчика поднятый зонт воздухозаборника подъёмных двигателей. На глазах вырастая, он прошёл срез кормы. Затем, наползая на шестую посадочную позицию, застыл над ней, осторожно-медленно проседая и едва заметно покачивая короткими стреловидными крыльями. Коснувшись колёсами палубы, самолёт раза два-три слегка словно подпрыгнул на ней, как если бы колёса его были на амортизаторах, и замер, резко оборвав раскатистый гром над палубой. Потом, чуть вздрогнув, под аплодисменты и овации на «полётке», СКП и обходном мостике у ходовой рубки плавно покатился вперед к носовой посадочной площадке. Здесь его уже ждали заботливые руки преданных нянек-технарей из ОКБ!

Пропустив ещё один галс, по такому же сценарию на палубу сел второй штурмовик. Руководитель полётов, вытирая пот со лба, уже по-штатски буднично сообщил по запросу с ходовой рубки, что первый Як-36М, серийный № 0201, посадил на корабль лётчик-испытатель старший лейтенант запаса Кононенко Олег Григорьевич, второй, заводской № 04 – лётчик- испытатель полковник Хомяков Вадим Павлович.

В это время на полётной палубе, неловко поправляя лётные шлемы и смущенно улыбаясь, оба главных героя дня уже принимали поздравления. Разумеется, каждому из тех, кто находился в эти минуты рядом, хотелось обнять этих славных парней или, на худой конец, пожать им руку!

А «Киев», развернувшись на юг, дал полный ход и лёг на курс к точке якорной стоянки на внешнем рейде Севастополя. Несколько минут спустя, по трансляции перед экипажем и сдаточной командой с поздравлениями  и информацией выступили командир корабля и главный ответственный сдатчик. Штурмовики были установлены на технических площадках по корме правого борта. С ними сегодня было ещё очень много работы!

Тот воскресный день 18 мая 1975 года многим из находившихся на корабле запомнится на всю оставшуюся жизнь!

***

Моряки не только чтут понедельник как день тяжёлый. Они хорошо знают, что этот день, как и пятница, совершенно не подходит для каких-либо серьёзных дел и мероприятий. Не считая политзанятий, конечно. В этом не сомневался и «большой зам» «Киева» капитан 2 ранга Бородавкин. Однако на этот раз случай был исключительный: ведь завтра, во вторник, на корабль прибывает Министр обороны СССР, член Политбюро ЦК КПСС! «Поэтому сегодня политзанятия придётся отменить, полагая главным звеном политической работы мобилизацию личного состава на выполнение, не побоимся высокопарности, ответственного задания партии и правительства. На этот раз командир прав на все 100, - соображал Дмитрий Васильевич, набирая телефонный номер рубки дежурного и озабоченно хмуря брови. - Дежурный по низам? Дайте команду на сбор политработников в помещении комитета комсомола!» Услышав в трубке бодрое «Есть!», он хитровато прищурился: «А политзанятия проведём в четверг».

Старпом шёл к решению поставленной командиром задачи короче. Сразу после подъёма флага он построил командиров БЧ и начальников служб на носовом подъёмнике полётной палубы. Постановка задачи, она же инструктаж, заняла не более трёх минут:

«Первое, - рубил Вениамин Павлович, - смотр формы одежды №3, для почётного караула (выразительный взгляд на помощника командира) - №3 парадная, с оружием! Построение в 15.00.

Второе. Верхнюю и полётную палубы от хлама освободить. Большая приборка. Что вам не понятно, товарищ Рыжков? Проконсультируйтесь у командира БЧ-2!

Далее. Ходовая, СКП, ГКП, БИЦ – большая приборка. Да, без отрыва от основных работ, уважаемый начальник РТС! Промышленность жалуется? Посылайте к Виннику! Или ко мне! Или ещё куда!

Маршрут от сотого коридора к кают-компании по второй палубе – большая приборка! И чтобы медь сияла! Да-да, товарищ Сушко, именно как у кота!

Проверяю завтра. В это же время.

Разойдись!»

 

Полётная палуба быстро опустела. Саможенов не торопился спуститься на ГКП, откуда должен был править свою старпомовскую деятельность. Хотелось хоть несколько минут подышать свежим воздухом, пока не завертелась сумасшедшая карусель нового рабочего дня. Сигнальщик, подмигивая прожектором, принимал семафор выходящего из базы БПК. Севастополь привычно близок и так же недосягаем. За месяц пребывания в главной базе до дома ему пока добраться так и не удалось…

Тут, безжалостно ломая хрупкий созерцательный настрой, боковое зрение старпома выхватило из окружающего пространства нечто возмутительное. Из-за гаража для тягачей показался моряк, вальяжно вышагивающий в неизвестном направлении. Руки в карманах. Без берета. «Товарищ матрос! Ко мне!» – разогреваясь, рыкнул он. И чайка, пристроившаяся было на прожекторе перед леерным ограждением ВПП, с тревожным криком рванула от борта. Моряк же, мгновенно оценив угрозу, испуганно юркнул в ближайшую дверь надстройки.

Старпома крепко побаивались. Но уважали. Даже в сдаточной команде. С появлением здесь или там его невысокой плотной фигуры под роскошной военно-морской фуражкой охотников испытать экстрим, как правило, не находилось!

…День пролетел на одном дыхании. Чистили, драили, подкрашивали. Техники выполняли гонку двигателей штурмовиков. Корабельные специалисты в сотый раз убеждались в готовности средств обеспечения полётов. Лётчики-испытатели проверяли свои машины в режиме висения над палубой. Все понимали – срывов быть не должно. Ни больших, ни малых.

***

Высокие гости начали прибывать на «Киев» с 9.00. По чину, по рангу, по ведомственной принадлежности. Первую группу доставил на крейсер буксир «Калмык». На нём прибыли руководство ЧСЗ, заводская военная приёмка, главный конструктор корабля Аркадий Васильевич Маринич, прилетевший накануне из Ленинграда. Значительно позже первым рейсом Ми-8 с авиабазы Бельбек была доставлена группа адмиралов и офицеров во главе с Главнокомандующим ВМФ Адмиралом Флота Советского Союза Горшковым.

«Командующий КЧФ адмирал Ховрин, начальник ГлавПУра* ВМФ адмирал Гришанов, заместитель главкома адмирал Котов, - отмечал про себя комбриг Савицкий, наблюдая встречу со стороны, -  а это кто? Заместитель главного кораблестроителя ВМФ контр-адмирал Филонович?…»

 

Главком сразу расставил точки над «и». Поздоровавшись с экипажем, выстроенным для встречи по левому борту, он лаконично распорядился: «Командир, - короткий инструктаж, потом играйте боевую тревогу и приготовление корабля к полётам!»

Маршал Гречко с сопровождающими «сухопутчиками» должен был прилететь вторым рейсом Ми-8. Прибывшие ждали его вместе с Горшковым у кормового подъёмника, обмениваясь вполголоса новостями, сверяя позиции и наводя последние справки. После роспуска строя к ним присоединился и командир корабля.

Неожиданно для всех главнокомандующий, оборачиваясь к директору ЧСЗ Ганькевичу, произнес:

- Анатолий Борисович, у меня тут ваши подчиненные все допытываются, а кто же от ВМФ будет возглавлять государственные испытания «Киева»?

- Честно говоря, мне бы и самому хотелось об этом узнать, - несколько смутился директор и вопросительно глянул в сторону Винника. - Только мы пока едва к ходовым приступили.

- Так или иначе, не резон испытывать законный интерес корабелов!  - продолжил главком, - Евгений Иванович, где вы?

Из задних рядов к нему протиснулся сухопарый подтянутый вице-адмирал. Его выразительный, строгий профиль говорил о твёрдом характере. В отличие от присутствующих офицеров и адмиралов он был без тужурки, только в кремовой рубашке.

- Знакомьтесь, - продолжил главком, - адмирал Волобуев, в недавнем прошлом командир нашей Средиземноморской эскадры, ныне первый заместитель командующего Северным флотом. Представляю вам его как председателя Правительственной комиссии по приёмке крейсера «Киев». Приказ уже подготовлен! – многозначительно уточнил он, положив ладонь на плечо представляемого, и почти по-дружески закончил: -  Евгений Иванович сейчас на отдыхе в Крыму, в отпуске. Прибыл сюда сегодня по моей и, будем считать, по вашей просьбе. Прошу любить и жаловать!

В это время по верхней трансляции позвучало оповещение: «Вертолёт с Министром обороны в воздухе!»

 

Спустившись с трапа вертолёта на полётную палубу, маршал Гречко жестом остановил Соколова, печатавшего строевой шаг в его направлении: «Сегодня обойдемся без официоза, командир, - и, отыскав глазами Горшкова, поинтересовался: - Сергей Георгиевич, все собрались? Всё готово?» Получив утвердительный ответ, поздоровался с присутствующими и распорядился уже в адрес командира: «Как выражаются у вас на флоте, добро по плану!»

В салоне флагмана Андрей Антонович заслушал краткие доклады о состоянии и общей готовности «Киева» к испытаниям. Министр заметил, что по сравнению с его прошлым визитом* корабль изменился неузнаваемо. «Хотелось бы убедиться, что и с самолётом дела обстоят не хуже», - повернулся он к Бекирбаеву, который докладывал последним.

После доклада Керима Бекировича главком глянул на Соколова:

- Так что, командир, какой следующий пункт нашей программы?

- Полёты Як-36М, товарищ Адмирал Флота Советского Союза,  - доложил Юрий Георгиевич. - Прошу пройти на смотровую позицию!

Едва Министр обороны с сопровождающими показался на обходном мостике, носовой подъёмник пошёл вверх. На нём, сложив крылья, застыл штурмовик, позавчерашняя «двоечка». Немногочисленные сопровождающие здесь же, на обходном мостике, расположились неподалеку от маршала отдельной группой. Большая часть прибывших с неподдельным интересом наблюдала за происходящим с СКП. «Вживую» этот самолёт почти никому видеть пока не доводилось.

Поднятый из ангара штурмовик демонстративно откатили на техническую позицию, давая возможность осмотреть Як-36М со всех сторон. Тем временем на «единичке», поставленной на кормовой позиции № 6, были завершены последние приготовления к старту. Её пилотирование, как и два дня назад, должен был выполнять лётчик-испытатель Кононенко. Он уже занял место в кабине штурмовика.

Наконец, прозвучала команда руководителя полётов на взлёт. Запущенные подъёмные двигатели ударили по барабанным перепонкам нарастающим рёвом. А через несколько мгновений, когда самолёт, едва заметно дрогнув, начал медленно-медленно подниматься над стартовой позицией, окружающее пространство буквально раскололось оглушительным, всепроникающим грохотом. Як-36М медленно, но уверенно поднимался, продвигаясь к носовому срезу спонсона. И было хорошо видно, как под его подбрюшьем клокочут газовые вихри.

За пределами ВПП, переходя в горизонтальный полёт и ускоряясь, самолёт быстро набирал высоту. В считанные минуты он превратился в едва заметную точку, готовую исчезнуть в редкой облачности, свисающей к горизонту лёгкой дымкой. Но тут же, развернувшись, по большой дуге, как бы опираясь на левое крыло, пошел на сближение. Завершая галс под непроизвольные возгласы зрителей, смешанные с неподдельным восхищением, он пронёсся на малой высоте по левому борту. Казалось, - ниже среза полётной палубы!

На втором заходе, пикируя на крейсер с кормовых курсовых углов левого борта, он неожиданно, набирая высоту, прошёл поперёк носовой части палубы, свечой уходя ввысь. На третьем, заходя с кормы, качнул несколько раз крыльями, как бы приветствуя «Киев», и почти с его траверза вновь ушёл на крутой левый разворот.

Оставалось выйти на посадочную глиссаду!

Это был триумф! Триумф штурмовика, завоёвывающего право на жизнь, триумф корабля, обретающего смысл существования, триумф главкома, ставящего свой океанский флот на собственное крыло!

Осознанием этого, казалось, был пропитан весь севастопольский рейд. И в его фокусе на непривычной пока для флотского глаза высоте борта авианосца-первенца притих не остывший ещё от стихии полёта Як-36М. Сегодня он, ведомый блестящим лётчиком, мастером экстра-класса, заслужил и овации, и здравницы, и чистосердечные признания. Если уж не в любви, так в искренней симпатии.

Открывалась не только новая страница флотской истории. Открывалась новая страница истории отечественной авиации: в этот день во весь голос публично заявил о себе новый тип летательного аппарата – корабельный самолёт вертикального взлёта и посадки!

Было известно, что уже который год в морской пехоте ВМС США испытывается и служит аналог нашего «Яка» - английский СВВП «Харриер». Было известно также, что для ВМС Великобритании разрабатывается модификация того самолета - «Си Харриер», предназначаемая для заложенного англичанами лёгкого авианосца «Инвинсибл». Но в те торжественные минуты рождалась убеждённость – наш Як-36М должен быть лучше!

…Андрей Антонович не скрывал чувств, обнимая на полётной палубе лётчика-испытателя Олега Кононенко, пожимая руки знакомых и незнакомых ему военных, гражданских, фотографируясь с ними на память! Он ещё с тяжелейших времен Великой Отечественной уважительно относился к ВМФ, а теперь, уже как Министр обороны, старался внимательно следить за его жизнедеятельностью и развитием. Сегодня он мог убедиться лично – новая грань морского могущества страны обретает жизнь!

***

Спецрейс Министра Обороны СССР «Бельбек – Раменское» проходил в штатном режиме. От монотонного гула двигателей клонило в сон. Сергей Георгиевич отметил, что и Гречко, сидевший напротив, отложил газеты и прикрыл глаза. В иллюминатор ему улыбалось клонящееся к закату солнце. Под крылом далеко внизу проплывала центральная полоса России, прикрытая рваными хлопьями уходящих на юго-восток грозовых облаков.

Конечно, он устал! Но что значит усталость в такой день? Известна истина: свершения мимолётны и относительны, тогда как ожидания их вечны и абсолютны. Но ведь только ради свершений и стоит жить! А сегодня было торжество свершения. Вовсе не рядового свершения на тернистом пути строительства флота его давней мечты!

За «Киев» он уже не беспокоился, убедившись, что непроходимых проблем по испытаниям, доводке авианосца-первенца для передачи флоту не ожидается.

«В сентябре по плану спуск на воду уже второго «Кречета»* - «Минска», - думалось ему. - Готово к утверждению решение о закладке будущего «Новороссийска»*. И хотя о четвёртом говорить еще рано, пора принимать окончательное решение о местах будущей дислокации этих кораблей. Океанских, универсальных!

Нет, пожалуй, Волобуев попал в поле моего зрения не случайно. Он и поведёт «Киев» на Север! Егорову* в ближайшее же время нужно будет дать указание готовить Северный флот к приёму первого нашего авианосца. Без суеты, без широкой пока огласки. Минимум год у него на это в запасе… Черноморский флот явно для «Киева» тесноват! А Ховрину сообщим обо всём этом… своевременно. Чтобы не расхолаживался».

***

Только после спуска флага на «Киеве» стало спадать дневное напряжение. Времени на оценку события планом испытаний предусмотрено не было. Уже назавтра предстояло, обеспечив перелёт Як-36М в Саки, подготовить корабль к работам на стенде размагничивания.

Командир, согласовав суточный план сдаточной команды, поднялся к себе в каюту. Хотелось,  ни о чем не думая, просто побыть одному. После ужина он пригасил к себе старпома:

- Вениамин Павлович, что-то ты засиделся на корабле и, кажется, не только дичать, но и звереть начал.

- Не понял, Юрий Георгиевич, - в свойственной их отношениям манере возразил тот, безошибочно угадывая направленность мысли командира.

- Возьмёшь мой катер. И дуй на Графскую. Порадуй, наконец, супругу! – усмехнувшись, продолжил тот и после секундной паузы добавил: - Можешь захватить с собой на катер начальника РТС и командира БЧ-3.

В дверь осторожно поскреблись. И в её проеме показалась голова вестового:

- Товарищ командир, чай готов. Вам с лимоном?

- Пожалуй, да. С лимоном…

За световым пятном включенной настольной лампы в полутьме расплывались контуры становящейся привычной его корабельной «квартиры». Он забыл про чай, стынущий на подносе у края рабочего стола. День минувший не отпускал его, замещая ударную дозу адреналина взвешенным анализом последних событий.

Что говорить, даже после памятной личной беседы с главкомом в июле 1973-го, накануне подписания приказа о его назначении командиром «Киева», остались сильные, но поверхностные ощущения небывалой ответственности, обрушившейся на него. Пожалуй, на них, в основном, был пройден путь от формирования и обучения экипажа до заселения на корабль. Истинный масштаб предстоящего и мера ответственности за его результат стали открываться ему лишь с выходом корабля из завода.

Безусловно, поспособствовал этому поистине вселенский ажиотаж, разгоревшийся на ЧСЗ с приближением дня выхода «Киева» на испытания. Ударными темпами решались действительно важные вопросы по установке, приёмке, проверке готовности техники, организации проводки корабля к выходу в Чёрное море и многое-многое другое. Но неразрешимым казался в чём-то анекдотический вопрос, поставленный кем-то из молодых представителей руководства ЧСЗ на совещании, которое проходило в присутствии Горшкова и Ховрина:

- А под каким флагом «Киев» выйдет из Николаева?

- По всем канонам военно-морской флаг поднимается на корабле в день его вступления в строй ВМФ. То есть после подписания приёмного акта государственных испытаний, сделав строгое лицо, но улыбаясь глазами, пояснил Ховрин.

- Да не может наш «Киев» плавать под гражданским флагом! Ну, представьте американский авианосец под флагом, например, штата Арканзас! Нас не поймут (брови вверх, указательный палец в потолок)!

Причём здесь штат Арканзас, конечно же, не пояснялось. Но главком понимающе улыбнулся* и распорядился, обернувшись к сидящему напротив Ховрину: «Николай Иванович, готовь-ка приказ и готовься вручать флаг. До выхода «Киева» с завода».

Похожий по кажущейся несуразности вопрос возник дня за два до выхода крейсера с завода: в каком месте должен быть нанесен тактический номер корабля?

Доводы флота в пользу привычного для советских кораблей борта эмоционально парировались промышленностью: «Это же не обычный корабль. Это «Киев»! И номер должен быть нанесен на надстройку!» (чем мы хуже американцев?)

После многолюдного торжественно-праздничного митинга 17-го апреля, который завершало вдохновляющее напутствие Главнокомандующего ВМФ: «Дорогу советскому авианосному флоту!», крейсер под гром оркестра и ликующее «Ур-р-ааа!!!» провожающих отдал швартовы и в сопровождении заводских буксиров стал вытягиваться вниз по течению Южного Буга. На надстройке его красовались казавшиеся огромными цифры - 852! Правда, уже в Севастополе, когда корабль проходил докование, тактический номер перенесли на борт между ватерлинией и верхней палубой. Флот решил «не дразнить гусей» из НАТО. Помимо прочего, и официально «Киев» именовался всё-таки противолодочным крейсером с авиационным вооружением.

…Потом Соколову вспомнилось, как «Киев» выводили из завода, как становились в док.

Осадка крейсера при выходе с ЧСЗ по расчётам не должна была превышать 8 метров. Средняя глубина БДЛК составляла 10.4 метра. Ранней весной канал был очищен от заиливания, кое-где был даже снят слой грунта. Тем не менее, допускали, что в некоторых местах корабль, в частности на речных излучинах, может пройти с минимальным зазором между килём и донной поверхностью.

В первых числах апреля состоялось совещание у капитана Николаевского порта, о котором ему рассказывал Винник. Лоцманы порта как один отказались брать на себя ответственность за проводку авианосца. Все понимали: если упаси боже что - мало за этот корабль не покажется! И военные моряки не хотели, да и не могли брать на себя ответственность: корабль флоту еще не принадлежал.

Вопрос висел в воздухе несколько дней, пока на официальный запрос ЧСЗ из Главного управления кораблестроения ВМФ не пришла телеграмма. В ней, как понял Юрий Георгиевич, присутствовавший при этом, было всего несколько слов. Смысл её сводился к тому, что выводить «Киев» к морю обязан судостроитель.

Тут же к директору был вызван капитан завода Деркач. Ганькевич дал ему прочитать телеграмму и спросил:

- Можем ли мы решить эту задачу, Николай Александрович?

- Без проблем, - спокойно ответил тот.

Здесь же командующий КЧФ, ответственный за вывод корабля в море от ВМФ, поинтересовался у заводского капитана:

- А сколько потребуется буксиров, чтобы одерживать корабль при движении по каналу?

- Четыре, - ответил тот.

- У вас будет семь буксиров, - пообещал Ховрин.

В неторопливой беседе, проходившей в ходовой рубке уже на переходе морем Деркач между делом поведал, что от Николаева до Очакова 45 миль. Что по каналу корабль шёл со скоростью 8-9 узлов при минимальных запасах топлива и воды (для наименьшей осадки). Что в день проводки на Буге ещё держался режим «большой воды». А был ли риск? Был. Но то был риск разве что непредвиденной ситуации.

В высочайшем мастерстве заводского капитана Юрий Георгиевич лишний раз мог убедиться, когда тот заводил «Киев» в Северный док Севастополя. Вход в доковую камеру, посадка крейсера на кильблоки были выполнены с ювелирной точностью!

 

Откуда-то через коридор флагмана на грани слухового восприятия по общекорабельной  трансляции прошла команда: «Отбой. Ночное освещение включить».

Соколов подошел к открытому окну-иллюминатору. Южная ночь смотрела на него мириадами переливающихся звезд. Левее траверза кому-то приветливо подмигивал желтовато-белым глазом херсонесский маяк.

***

Майские черноморские зефиры, разогнав весенние туманы, сменились июньской жарой. Нескончаемой чередой пошли быстро набившие оскомину проверки, отладки, перепроверки по плану собственно ходовых испытаний. В это же время выполнялись достроечные работы по технике, внутренним помещениям и полётной палубе. Режим плавания при этом был предельно прост: в пять – шесть утра подъём по тревоге, приготовление корабля к бою и походу, съёмка с якоря. И «поехали». На мерную милю или в полигон. Потом весь день курсирование на заданных маршрутах по суточному плану испытаний, и достаточно поздно вечером, нередко к 23.00, постановка на якорь. Там же, в 162-й точке, ставшей для «Киева» домом родным.

Именно сюда доставлялись грузы, материалы, оборудование, продовольствие, почта. В качестве перевалочной базы для заводчан и многочисленных контрагентов продолжал служить буксир «Калмык». Его гостеприимством на Угольной в ночное время всегда могли воспользоваться попавшие в пиковое положение заводчане, да и моряки. С гостиницами в Севастополе всегда было непросто, особенно в курортный сезон.

Однако глаз пребывающих на крейсере больше радовали рейдовые пассажирские катера «Чайка» и «Коралл», зафрахтованные ЧСЗ у севастопольского «Мортранса». Их появление замечалось чуть ли не от боновых ворот главной базы КЧФ. И всегда связывалось либо с прибытием кого-то позарез необходимого, либо с почти нереальной возможностью сойти на берег.

Корабельные плавсредства использовались в исключительных случаях. Только по личному указанию командира и с ведома главного ответственного сдатчика. Они тоже были объектами испытаний и сдачи – командирский катер «Соколёнок» и корабельный барказ «Бекас». Сколько поколений киевцев, как называл своих моряков в особо торжественных случаях первый командир, будет с теплотой вспоминать эти малые частицы своего крейсера!

***

Юридически до подписания приёмного акта государственных испытаний крейсер принадлежал ЧСЗ. Но передавать его можно было только в подготовленные флотские руки. Поэтому экипаж, как и сдаточная команда, работал с предельной нагрузкой. От него требовалось вдохнуть жизнь в доселе неведомый флоту организм, выстраиваемый по организации и жизнедеятельности буквально с чистого листа…

Который день шли проверки навигационных и мореходных характеристик. Корабль то крутился на мерной миле, то переходил на челночный режим плавания, мотаясь от мыса Фиолент почти до Ялты и обратно. И Игорь крутился. Между штурманской и ходовой рубками. Он любил свою флотскую специальность и в работе был неутомим. Сейчас представлялась уникальная возможность познать и почувствовать свой корабль как он есть.

На «Киев» он пришел около двух лет назад с должности командира БЧ-1 эсминца «Гордый» проекта 57. Тот корабль стал для него хорошей школой морской практики и штурманского дела. Но когда эсминец начали готовить к постановке на модернизацию в «Дальзавод», кадровик 10-й эскадры ТОФ, путано что-то объясняя, положил перед ним заверенное предписание и выписку из приказа главкома ВМФ о переводе к новому месту службы. Романтичный Владик по-настоящему полюбить он так и не успел. А легендарный Севастополь без промедления отфутболил его прямиком в город корабелов, на ЧСЗ.

Всё к лучшему, подумал тогда Игорь. И сейчас это подтверждалось: необычный корабль, родившийся, как говорят о людях-везунках, с серебряной ложкой во рту, самая современная штурмания - расти куда хочешь!

Данные и выводы, которые он помогал подготовить корабелам для протоколов испытаний и последующего занесения в корабельный формуляр, впечатляли: режимы движения крейсера меняются легко с ровной работой машин на всех ходах. Корабль хорошо слушается руля. Диаметр его циркуляции при повороте с полного хода – в пределах 800 метров. Наименьшая скорость переднего хода, при которой корабль слушается руля, - 3,5 узла. Максимально развитая скорость – почти 32 узла! Но самое главное для Игоря было в том, что «Киев» всегда уверенно обеспечивал лёгкость, надёжность и точность в управлении на любых ходах от самого малого до самого полного. А что важнее для судоводителя?!

 

…С кормы по левому борту корабль медленно догоняла рейсовая «Комета». Скорее всего, из Севастополя в Ялту. За ней прямо из белой пены прибоя вырастали отвесные скалы мыса Фиолент. Матрос - сигнальщик на обходном мостике вдохновенно приник к окуляру пеленгатора. Но даже невооруженным глазом можно было угадать на валунах дикого пляжа крохотные фигурки купальщиков. Их яркий и недоступный мир, дразня воображение, закрутился было в голове куплетом песенки, которую Игорь услышал как-то в небольшом уютном николаевском кабачке на ЮТЗ*:

 

А где-то, где-то, где-то

Есть женщины, и лето,

И гряда великолепных Крымских гор,

И море, и фиорды,

И людей красивых орды,

Поэтический и сказочный Мисхор!

 

«Однако Мисхор пусть пока подождет. Фиорды и женщины тоже, - одернул он себя. - Через минуту разворот на новый галс».

***

Работа в полигоне шла своим чередом. С утра нестерпимо палило солнце. Выполнялась отработка и испытания авиационного комплекса. Непривычную пока для крейсера нагрузку обеспечивала группа из 6 вертолётов Ка-25 вертолётной эскадрильи 78-го отдельного корабельного противолодочного вертолётного полка ВВС КЧФ. К этому времени значительная часть ВПП уже была покрыта огнеупорной плиткой. Впрочем, для вертолётов это никакого значения не имело.

Павел дублировал вахтенного офицера БИЦ Женю Васильева, командира группы второго дивизиона. Набирался опыта. Вахта заканчивалась, пора было готовить обобщение по обстановке для заступающей смены. И было немного жаль покидать это комфортное помещение, где температура поддерживалась на уровне 23-25 градусов. Но ждали другие дела, бесконечная череда которых, казалось, никогда не кончится.

Близились испытания комплексов зенитного и противолодочного оружия. Дотошному по технике Павлу было поручено досконально разобраться в линиях и схемах целеуказания, их коммутации и режимах. Шла отработка корабельных боевых расчётов ПВО и ПЛО. Опыта стрельбы в автоматизированных режимах у флота практически не было. В качестве консультантов приходилось привлекать специалистов-контрагентов из Ульяновска, Москвы, Ленинграда и Владивостока. Но дело шло туго, ибо технические описания БИУС редко давали ответ на возникающий вопрос, а взаимодействующие контрагенты, как правило, избегали выходить за схемотехнические пределы поставленных ими на крейсер образцов радиоэлектронного вооружения.

В привычной суете прошел остаток очередного дня испытаний. Корабль необычно рано вернулся в 162-ю точку. Сразу после постановки на якорь и приёма проставки под разгрузку встала баржа с продовольствием, а на бакштов, по корме, «качнуть» крейсеру мазута и воды - притулился танкер. Боцманская команда под тяжёлой дланью мичмана Титова, главного боцмана «Киева», быстро набрала необходимую форму. Помощник командира капитан 3 ранга Руденко редко бывал недоволен работой «боцманят» и мог сосредоточиться на отработке швартовных команд, сформированных, главным образом, из подопечных командира БЧ-2 капитана 3 ранга Рыбака. Но и здесь сегодня проблем не было.

 

К проверкам корабельного комплекса траверзной передачи сухих и жидких грузов «Струна» готовились долго и тщательно. И промышленность, и экипаж. Не прошло и года с момента завершения испытаний этой техники на Северном флоте. И флот пока не имел достаточной практики его использования. Правда, задачей проверки «Струны» на «Киеве» было только подтверждение её готовности к использованию по назначению. Но даже это требовало от экипажа и сдаточной команды серьёзных усилий. Прежде всего, по слаженности совместных действий. Задействовались многие корабельных расчёты постов палубных устройств и механизмов по правому борту, ходовой рубки, ПЭЖ, штурманов, радистов, радиометристов, специалистов общекорабельного профиля от рулевого и сигнальщика до машинистов румпельных отделений и боцманов.

Комплексное учение по заправке крейсера на ходу обеспечивал специально выделенный из состава бригады морских судов обеспечения Черноморского флота танкер «Борис Чиликин». День выдался не по-июльски прохладный, хмурый и ветреный, но это не испортило праздника настоящей мужской работы. На этот раз в центре общего внимания находились будущие истинные хозяева корабля (по крайней мере, таковыми они сами себя не без оснований считали) – моряки БЧ-5, возглавляемые в ПЭЖ капитаном 2 ранга Бильманом, а на верхней палубе командиром дивизиона живучести капитаном 3 ранга Тамбовым. Их работу обеспечивала боцманская команда. Планом учения предусматривалась контрольная перекачка с танкера на крейсер небольшого количества мазута и воды, а также передача нескольких контейнеров с продовольствием.

Вероятно, наблюдать со стороны за установкой и последующей работой транспортных трасс передачи жидких и сухих грузов было весьма увлекательно. Однако для командира корабля и его помощника, находящихся на острие тонкой, даже филигранной морской работы, это был серьёзный экзамен. Требовались предельная собранность, точность действий, крепкие нервы. И в смысле судовождения это было отнюдь не тривиальным занятием. На скорости 14 узлов требовалось удерживать расстояние между бортами крейсера и танкера в пределах 50 метров, отслеживать и «разруливать» при необходимости стягивания и расхождения их корпусов, контролировать динамику взаимных перемещений. Всё это требовало мгновенной реакции по всем звеньям цепи корабельного управления, высокой слаженности в работе экипажа!

На «Киеве» быстро научились уравнивать и синхронно менять хода, позиции, осуществлять совместную циркуляцию в связке с танкером, чередовать или совместно принимать жидкие и сухие грузы. Специально отрабатываемые расчёты и специалисты быстро постигли эту премудрость. Уже через год - другой рулевые уверенно удерживали курс с точностью до десятой доли градуса, механики – отрабатывали обороты по звонкам с шагом от 2 до 5, штурманы - глазомерно определяли траверзное смещение с точностью до метра и т. д. Но в тот день – всё было в первый раз. Однако первый блин не оказался комом! По протоколу испытаний были уверенно закрыты все пункты программы. И может быть, именно в тот день центр тяжести по ответственности за корабль необратимо сместился от промышленности в сторону экипажа.

***

Так, день за днём, сгорел жаркий июнь, затем пролетел знойный июль и наступил август. Завершая дела по ходовым испытаниям, разъезжалась промышленность. Под крылом главного ответственного сдатчика на «Киеве» осталась относительно немногочисленная группа специалистов по профилю БЧ-5, представители руководящего звена сдаточной команды и контрагенты, непосредственно занятые на доводке опытных образцов вооружения. Программа заводских ходовых испытаний выполнена и протокольно оформлена. Проблемы и шероховатости с испытаниями отдельных опытных образцов по линии БЧ-2 и РТС юридически оформлены и препятствием для продолжения испытаний не являются. По общекорабельной части и авиационному комплексу оборудования крейсера ЧСЗ сумел сделать даже невозможное: ангар и полётная палуба готовы к работе с летательными аппаратами в полном объёме, огнеупорная плитка на ВПП уложена. Ходовая часть, энергоснабжение, средства борьбы за живучесть требованиям ВМФ соответствуют. Стрельбовые комплексы, не считая комплекса УРО «Базальт», проверены.

Корабль готовился к приёму Правительственной комиссии и проведению государственных испытаний. В боевых частях успели познакомиться с некоторыми её членами, побывавшими на «Киеве» в период ходовых испытаний. Среди них было немало представителей НИУ и полигонов ВМФ.

К этому времени почти все оборудование было передано личному составу корабля на ответственное хранение. За промышленностью оставалось право завершения доработок опытных образцов и текущего мелкого ремонта. Техника, подготовленная к испытаниям, была опечатана ответственными сдатчиками и военной приемкой. Её использование по назначению и повседневное обслуживание выполнялось экипажем. В отдельных случаях - под наблюдением специалистов-контрагентов или сдаточной команды.

 

…Завершив инструктаж, командир спустился в КПС на переговоры со штабом флота. Офицеры разошлись по свои постам. Только подчинённые начальника РТС капитана 2 ранга Проуса оставались в закрепленной за ними старпомом выгородке салона кают-компании офицеров. Геннадий Александрович счёл необходимым конкретизировать задачу. Радиоэлектронное хозяйство было у него очень велико, а подчинённых офицеров насчитывалось больше, чем даже в БЧ-2.

«Так вот, - продолжил он установку командира, - председателем радиотехнической секции комиссии будет капитан 1 ранга Букашко из института радиоэлектроники ВМФ. Его правой рукой – капитан 1 ранга Быков, левой – капитан 2 ранга Партала. Всех их вы уже знаете. Работать с ними - в самом тесном контакте. Помогать! Всё, что будет упущено по технике на «госах» – потом придётся вычищать самостоятельно, без отрыва от корабля».

Он был мудр, этот рано поседевший, импозантный, по лейтенантским меркам – патриарх. И пользовался на корабле непререкаемым авторитетом не только у своих подчиненных. Даже старпом по-своему выделял его из командиров БЧ и начальников служб, припоминая иногда с глазу на глаз, как ещё совсем недавно один выживший из ума флаг-РТС ему, прошедшему огонь, воду и медные трубы командиру эсминца (!), и по делу, и без – систематически портил кровь!

… До увольнения в запас Геннадию Александровичу оставалось меньше трёх лет.

Павел, пристроившийся на угловых креслах между Сеней Михайленко* и Виталием Петровым*, неторопливо записывал, выделяя для себя главное: «07.08.75 г. начало госиспытаний. Председатель секции РТС - капитан 1 ранга Букашко Юрий Николаевич…».

На «Киеве», как и на многих других кораблях, каждый офицер был обязан иметь служебный блокнот. По замыслу командования - для записи указаний по текущим и прочим заданиям, а также открытых служебных данных по специализации. Павлу для этих целей служил ополовиненный в корабельной типографии бланк журнала технического обслуживания РЭС, изъятый как-то по дружбе в КРМ у мичмана Ливанова.

Чего только не накопилось за последнее время в этом, как его витиевато именовал прилежный обладатель, корабельном хронографе! ЦУ (ценные указания), узелки на память о событиях и фактах, отстранённые мысли и наблюдения, фрагменты каких-то схем, названия документов, а также размашистые загогулины, загадочные профили, густо перечёркнутые записи, утратившие актуальность…

Почему бы и нам, любезный Читатель, не заглянуть иногда в тот «гроссбух», опуская второстепенное или глубоко личное. Быть может, его бесхитростные строки добавят красок тому давно прошедшему времени. И будем надеяться, что хозяин сего труда будет к нам снисходителен за непраздное  любопытство.





КОРАБЕЛЬНЫЙ ХРОНОГРАФ





05.06.75 г. Лазарет. Какая-то смешная простуда, заработанная на контрасте жары (ВПП, каюта, коридоры) и холода (БИЦ, центральный пост). Отоспался, перечитал всю подручную макулатуру. Болеть надоело и скучно. Особенно после того, как выписался попавший сюда чуть раньше меня Валера Лубяко*. Это, кажется, первый в моей жизни случай попадания в лазарет.

11.06.75 г. Печальная весть из Архангельска: умерла моя бабуленька, старая мама. Телеграмма от отца пришла в день похорон, когда предпринимать что-либо было уже поздно. Анечка с Сашулькой как раз сейчас гостят у моих стариков.

16.06.75 г.  Третий день стоим на Угольной. Вчера «досрочно» проголосовали за новый состав Верховного совета УССР. По этому случаю удалось без помех сорваться на берег. После более чем месячного сидения на «пароходе». И, конечно, сразу на пляж, в Учкуевку! С Сашей Пасечником и присоединившимся к нам чуть позже Колей Будко (из вертолётчиков) славно покупались, позагорали под шашлычок и «сухарик» со … «Старкой». Завтра должны выскочить на внешний рейд. Хорошего помаленьку.

27.06.75 г. Неделю уже пытаюсь разобраться с тем, что в описаниях называют контуром управления БИУС. Петя Винницкий* запутал меня окончательно в мнемосхемах и режимах систем при управлении стрельбой. «Рогатые» и «румыны» хихикают, а ульяновцы, как иногда выражается кэп, только руками и ногами разводят.

30.06.75 г. Что значит умный человек - «марсианин» Витя Калачёв, хотя всего-навсего рядовой программист-штафирка. Целеуказание ПЛО в основном режиме разложено по полочкам. Дядя Вася* в восторге. Вперед, на артиллерию!

13.07.75 г.  Догорает мой очередной «сквозняк»*. Закончили ПВОшные изыскания. Спать охота. С утра завтра опять полигон.

16.07.75 г. Помогал Серёже Козыреву и Пете Винницкому в общении с родоначальниками нашей «Аллеи» из института. Выяснилось, что вся надежда только на нас: в освоении, внедрении новой техники и т.д. Интересные мужики, но с другой планеты. Когда кто-то из них помахал мне с «Калмыка» на прощанье, вспомнилось бендеровское из «Двенадцати стульев» - Пишите письма! Дичаю вместе с остальными. Все возвышенное сейчас сводится примерно к тому, что неплохо бы свалить на берег, закатиться в ресторацию и с чувством там надраться.

22.07.75 г.  Ещё одна группа представителей институтов ВМФ. На этот раз помогал отдуваться перед будущими членами комиссии по «госам» Отари Чхартишвили. Много проблем сопряжению БИУС и его многострадального «Кольца». Ощущается - ходовые идут к завершению.

28.07.75 г. Севастополь вчера после почти полуторамесячного пребывания на корабле показался сказочным Магрибом из «Тысячи и одной ночи». Даже запахи асфальта и листвы на подъёме в город с «Телефонки»* показались ароматнее французских духов! Два часа просидел на переговорном пункте. Зайчата мои в Вологде совсем приуныли. Когда я их увижу…

30.07.75 г. В такой день грех не помянуть дежурную остроту курсантских лет: лучше лычка на погоне, чем извилина в мозгу!  Мозгов и так много, а лычка, сиречь звёздочка, - новый этап офицерской службы плюс червонец к денежному содержанию! Принимайте поздравления, товарищ старший лейтенант!

05.08.75 г. Послезавтра начало госиспытаний. Председатель секции РТС - капитан 1 ранга Букашко Юрий Николаевич. Испытания системы – по тактическим контурам. Технические характеристики – по статистике общей наработки. Все действия - по плану комиссии, которая собрана на борту почти в полном составе. Пока стоим на Угольной.

***

Адмирал Волобуев, приняв рапорт командира, не спеша подошел к микрофону, обвёл взглядом замерший строй. Две шеренги по левую сторону ВПП, две по правую – от флага, поднятого по-якорному, и почти до посадочной позиции вертолёта-спасателя у носовой оконечности спонсона. Ближе к кормовому подъёмнику за строем – притихшая, достаточно организованная ватага представителей сдаточной команды ЧСЗ во главе с Винником. Рядом с ним заместители председателя от промышленности - главный конструктор ПКР пр. 1143 Маринич из Невского ПКБ и заместитель генерального конструктора Московского машиностроительного завода  «Скорость» Бекирбаев.

После приветствия адмирал, как приступивший к обязанностям председатель Правительственной комиссии, поздравил присутствующих с началом государственных испытаний. Отметил сложность предстоящих задач и выразил уверенность в успешном их проведении. На первом морском выходе, предъявительском, предстояла контрольная проверка навигационных и ходовых характеристик крейсера.

Немилосердно палило солнце. На выцветшем палевом небосводе ни облачка. Ветер 3-5 метров в секунду, море – 1 балл. От Константиновского равелина в сторону Любимовки* неторопливо вытягивалась россыпь белоснежных парусов регаты севастопольского яхт-клуба. Ещё до построения буксир «Калмык» с проставкой отошёл от борта крейсера и лёг неподалеку в дрейф. Через пять минут после роспуска строя прозвучала команда: «Боевая тревога! Корабль экстренно к бою и походу приготовить! Съёмка с якоря в 11.30!»

Так, после недельного относительного покоя продолжилось оморячивание «Киева». Но многое теперь изменилось. Стало заметно меньше промышленности. Закончились достроечные, монтажные, отделочные и покрасочные работы. Исчезли колоритные малярши, симпатичные настройщицы. Не осталось женских кубриков, интриговавших дежурных по низам и дозор по живучести. Улетучилась атмосфера вдохновенного, немного безалаберного трудового порыва. Всё стало прозаичнее, строже. Верховная власть главного ответственного сдатчика одномоментно переместилась на председателя Правительственной комиссии. К нему теперь сходились все нити планирования и управления ходом испытаний, выявления недостатков и контроля их устранения. Именно вокруг него крутилась теперь и вся корабельная жизнь.

Ещё на фоне первых общекорабельных проверок навигации, ходовой части и энергоснабжения пошли испытания радиоэлектроники, общие проверки стрельбовых комплексов. Практически без перерыва шли испытания Як-36М. Полёты с берегового аэродрома чередовались с полётами с борта крейсера. По авиации от ВМФ в паре с председателем в Правительственной комиссии работал заместитель командующего авиацией КЧФ генерал-майор авиации Павлов. Именно от него на корабле стало известно, что строевые лётчики «киевского» авиаполка в далеком Ахтубинске продолжали лётную подготовку на корабельных штурмовиках. А также, что подполковником Матковским выполнен первый полёт по полному профилю с вертикальным взлётом и посадкой!

Корабельная часть испытаний Як-36М шла плодотворно, но трудно. Не только штурмовик учился и привыкал к корабельным условиям. И корабль учился принимать, отправлять в небо и обеспечивать базирование самолёта. Никакого опыта ни у авиаторов, ни у моряков не было. И, несомненно, большой удачей для флота было назначение на это ключевое направление адмирала Волобуева и генерала Павлова - опытнейшего моряка и аса летчика. Их совместную работу с самого начала отличало удивительное взаимопонимание. Они непостижимым образом дополняли друг друга: жесткий, требовательный, склонный к эмоциональным порывам адмирал и непоколебимый, но более терпимый и способный на компромисс генерал. Пожалуй, именно их взаимодействие стало первоосновой не только успешного проведения лётных испытаний, но и всего того, что впоследствии будет именоваться организацией боевого применения корабельной авиации!

Помимо прочего, это были творческие люди, созидатели. Поэтому даже курьёзные ситуации с их участием, как правило, оборачивались положительным результатом.

Адмирал, как истый корабел, не гнушался систематическими обходами корабля. И горе было тому начальнику, большому или малому, на чьём заведовании обнаруживался непорядок! Однако основной целью этих обходов было все-таки детальное изучение корабля, его особенностей, достоинств, недостатков. Можно смело утверждать, что во время испытаний Евгений Иванович, иногда с металлическим крючком и фонариком, облазил весь «Киев», образно выражаясь, от киля до клотика. И, конечно, одним из самых посещаемых им мест был ангар.

На одном из обходов, заглянув сюда, он умиротворенно отметил, как уверенно и профессионально красиво колдует у одного из штурмовиков технический персонал «Скорости». Накануне он знакомился по техническим описаниям с аэродинамической компоновкой Як-36М. Было заманчиво не только осмотреть всё это в натуре, но и уточнить оставшиеся неясными вопросы у специалистов. В завязавшейся беседе адмирал, задавая вопрос, похлопал ладонью рулевую консоль хвостового оперения самолёта. Почему-то она, как ему показалось, непонятным образом далеко уходит из штатного положения. На его вопросительный взгляд технари «яковлевцы» только недоуменно пожали плечами.

А вечером в салоне флагмана этот вопрос, конечно же, был задан генералу Павлову (мелочей на корабле для Волобуева не было!). В результате последовавших проверок была установлена конструктивная недоработка рулевого устройства Як-36М. Полёты штурмовиков были прекращены до устранения изъяна. Выяснилось, что соединительный болт тяги стабилизатора топился на доли миллиметра меньше сечения отверстия, для которого он предназначался. Кто знает, каких неприятностей в воздухе удалось при этом избежать!

***

Для дивизиона РТС, возглавляемого капитаном 3 ранга Киреевым, наступила горячая пора. Шла подготовка к опытовому учению с кораблями 30-й дивизии КЧФ БПК «Очаков» проекта 1134Б и БПК «Сообразительный» проекта 61М. Целью учений была проверка боевых возможностей крейсера по решению задач в составе тактической группы с использованием средств взаимного обмена информацией БИУС. Кораблей с аналогичной аппаратурой было тогда немного, а КЧФ считался в ВМФ признанным лидером по её освоению. «Киев», оснащённый БИУС нового поколения, создавался прежде всего как флагман корабельного соединения. А предстоящие учения, хотя и проводились по плану его государственных испытаний, должны были показать, насколько обновляемый флот соответствует растущим требованиям современного морского боя. Эпоха  исключительно ручного управления кораблями и оружием уходила в прошлое.

Удивительно, но лучше всех это понимал, пожалуй, адмирал Волобуев. В день учения он, казалось, каким-то непостижимым образом умудрялся одновременно присутствовать в трёх разных местах – на ГКП, в БИЦ и ходовой рубке. Успевал уяснить техническую суть процесса целеуказания от ГАС «Очакова» ракетному противолодочному комплексу «Вихрь» на «Киеве», вникнуть в схему контроля качества автоматизированной связи соединения, а также контролировать манёвры и перестроения кораблей тактической группы по командам, передаваемым операторами БИУС флагмана.

Отнюдь не все прошло гладко, но по проверкам, соответствующим программе госиспытаний, вопросов практически не было. Когда корабли легли на обратный курс в базу, адмирал поздравил по трансляции экипаж с успешным завершением учения и лично поблагодарил непосредственных его участников. В тот вечер именинниками почувствовали себя и капитан 1 ранга Шилов, организатор и руководитель задействованных корабельных расчётов от Правительственной комиссии, и ведущий инженер от организации разработчика и поставщика БИУС напористый Володя Кучук и, конечно, вся группа ВЗОИ во главе с амбициозным старлеем Витей Кучеренко!

Однако для комиссии это учение в очередной раз высветило всё явственнее проступающую проблему: с электромагнитной совместимостью РЭС на корабле не всё в порядке. При совместной работе радиолокации, связи и электронных систем управления крейсера возникали столь интенсивные взаимные помехи, что работа некоторых образцов РЭВ в отдельных случаях становилась невозможной. Особенно страдала радиосвязь.

Удельный вес радиоэлектроники крейсера в составе вооружения и корабельного оборудования был беспрецедентным не только для кораблей ВМФ, но и для мирового судостроения. Для отечественного флота «Киев», помимо того, был беспрецедентен по тоннажу, габаритам и корабельным конструкциям, многие из которых только получали путевку в жизнь. Всё вместе было пока мало изучено, требовало уяснения, живой практики и представляло собой совершенно отдельный серьёзный вопрос, о существовании которого никто до начала испытаний даже не подозревал. Сдаточная команда и контрагенты потеряли на этой почве немало нервных клеток, но проблема имела комплексный характер и волевыми методами не решалась.

Между тем проверки средств радиосвязи комиссией проходили в фоновом режиме и самого начала совмещались с её повседневным использованием в море и на стоянке. О связи подчинённые командира БЧ-4 капитана 2 ранга Сушко не забывали при случае напоминать: Связь как воздух. Когда она есть, её не замечают, а когда нет – задыхаются.

В целом, однако, конкретно по связи всё складывалось достаточно благополучно.

К концу августа настал черёд испытаний стрельбовых комплексов.

***

На ходовых испытаниях промышленностью и военной приёмкой были проведены автономные проверки артиллерии, ЗРК, противолодочного оружия по имитации. Практические стрельбы выполнялись только арткомплексами АК-630М, АК-726. На «госах» предстояли практические стрельбы по реальным целям всеми видами корабельного оружия. Исключение составлял комплекс УРО. В августе 1974 года, за восемь месяцев до выхода «Киева» на ходовые ис­пытания, на Ленинградском металлическом заводе сгорели цеха, связанные с  изготовлением пусковых установок противоко­рабельных ракет «Базальт». И вскоре пришлось оформлять совместное решение ВМФ и МСП о переносе испытаний этого комплекса на 1976 год.

Оружие ПВО крейсера представляло внушительную силу. Два ЗРК «Шторм» для зоны коллективной обороны, два ЗРК ближнего рубежа «Оса-М», две 76 мм спаренные артустановки, 8 шестиствольных автоматов калибра 30 мм. По тактико-техническому заданию ВМФ их дополняли средства постановки активных и пассивных помех, а также действия Як-36М вне зоны досягаемости ЗРК соединения.

После более чем двухнедельного пребывания в море и на внешнем рейде крейсер зашёл в главную базу КЧФ. По завершении пополнения запасов и погрузки практического боезапаса предстояли стрельбы ЗРК, артиллерией. Затем в районе Феодосии планировались стрельбовые испытания противолодочного комплекса.

В составе оружия ПВО и ПЛО проблемных опытных образцов не значилось. Но испытания есть испытания. Готовились к ним без каких-либо послаблений, серьёзно, ответственно! Поэтому неожиданностей не случилось. В первых числах сентября в именинниках числились уже поставщики этого оружия и, разумеется, подчинённые командиров БЧ-2 и БЧ-3.

В акте государственных испытаний крейсера, который будет подписан в декабре 1975 года, будет отмечено следующее.

«…Все системы вооружения ПКР «Киев» испытаны стрельбой, за исключением главного ударного ракетного комплекса. Комплексом «Шторм-М» выполнено 7 пусков ракет В-611 по парашютной мишени М-6 и катеру-цели, ЗРК ближней дальности «Оса-М» — 5 стрельб по имитированной воздушной цели, катеру и парашютной мишени (одна из ракет кормовой установки не сошла с направляющей из-за отказа).

Артиллерийские комплексы АК-726 и АК-630 испытаны стрельбой по малому корабельному щиту, мишени РМ-15 и имитированной воздушной цели. Проверены стрельбой установки ЗИФ-121 комплекса ПК-2 постановки пассивных помех с системой управления «Терция». Противолодочным комплексом «Вихрь» выполнен пуск двух ракет на дальность 16 и 18 км, а торпедными аппаратами выполнен отстрел двух практических торпед СЭТ-65.

Реактивные бомбометные установки РБУ-6000 выпустили по шесть бомб РГБ-60 на предельных углах наведения, в том числе с использованием данных системы «Спрут-1143» — по идущей на корабль практической торпеде СЭТ 53—65».

 

Ещё месяц достаточно интенсивного плавания был нацелен на выполнение оставшихся пунктов программы испытаний, устранение выявленных замечаний и решение проблемных вопросов. Среди них наиболее масштабным и сложным было обеспечение продолжающихся полётных испытаний Як-36М и приведение электромагнитной совместимости корабельной радиоэлектроники к норме.

Особое внимание уделялось отработке взлётно-посадочных операций с палубы «Киева». По мере накопления испытательной статистики становилось всё более очевидным - иногда над полётной палубой возникают турбулентные воздушные потоки. Для взлетающего или садящегося штурмовика их воздействие может стать при определенных условиях фатальным. Первоначально на уровне догадок среди причин, порождающих эти потоки, назвались выступающие конструкции корабля и систем вооружения в носовой оконечности корпуса, а также на надстройке. Но точно установить это в корабельных условиях не представлялось возможным. Требовались лабораторные эксперименты и измерения на натурных макетах. Лишь после этого можно было говорить о подготовке каких-то конструкторских решений по кораблю. Комиссии предстояло уяснить проблему и подготовить предложения по её устранению. Ограничений по боевому применению штурмовиков допускать было нельзя. Это все понимали.

Другая проблема, заявившая о себе на испытаниях, становилась буквально невыносимой головной болью и для главного ответственного сдатчика, и для председателя комиссии. Её проявления были многолики и непредсказуемы. Но было ясно, что при её наличии завершение испытаний успешным быть не может. Локальные проверки РЭС и оборудования, обеспечивающего электромагнитную совместимость, а также участившиеся эмоционально раскалённые разборки ничего не давали. Каждый отдельно взятый образец вооружения всегда оказывался в норме. Виновных не было! А время уходило, и адмирал Волобуев вынужден был прибегнуть к самой крайней мере – докладу в Москву, на самый верх руководства ВМФ и Минсудпрома.

Суть доклада была проста: выявлена проблема, которая имеемыми силами решению не поддаётся. При её наличии приёмный акт Правительственной комиссии по «Киеву» подписан быть не может.

Не прошло и недели, как экстренно поставленный на Угольную «Киев» принимал на своём борту представительную группу руководства ВМФ и Минсудпрома во главе с главой МСП Бутомой и заместителем главкома по судостроению адмиралом Котовым. С ними прибыли лучшие профильные специалисты по электронике и судовым конструкциям от институтов ВМФ, промышленности и ведущих предприятий смежных отраслей. Высокие начальники, ознакомившись с положением дел, поручили экстренно составленной рабочей группе из членов сдаточной команды, правительственной комиссии и прибывших в десятидневный срок выполнить всесторонний анализ проблемы и сформулировать предложения по её устранению. Для комиссии, таким образом, выход был найден.

***

В иллюминаторы между тем все реже заглядывало истомленное долгим крымским летом светило. Погода портилась. Шёл октябрь, к концу которого крейсеру предстояло возвращение в Николаев. Оставалось всего несколько выходов в полигон на полёты Як-36М и противолодочных вертолётов, обеспечивающих отработку системы «Привод-СВ», а также устранение по ней замечаний комиссии.

В эти дни произошло не всеми и не сразу замеченное событие. Казавшееся рутинным поначалу, оно до последних чисел декабря подогревало на корабле ощущение будоражащей умы экипажа неопределенности.

 

Рассыльный проводил прибывшего на корабль капитана 1 ранга с площадки правого трапа в каюту флагмана. Адмирал Волобуев, склонившись над столом, просматривал материалы, подготовленные КБ «Салют» для рабочей группы Бутомы – Котова.  Что-то ему не нравилось. Раздраженно постукивая тыльной стороной остро отточенного карандаша по техническому описанию, раскрытому на столе, он недовольно хмурил брови.

- Здравия желаю, товарищ адмирал! – негромко поздоровался офицер и, дождавшись, когда хозяин каюты обратит на него внимание, уже в полный голос представился: - Капитан 1 ранга Скворцов, командир 170-й бригады Атлантической эскадры. Прибыл в ваше распоряжение!

- Здравствуйте, здравствуйте, товарищ комбриг, - оттаивая, поднялся ему навстречу Волобуев. - На какое время прибыли? С какой установкой?

- На две недели, товарищ адмирал. Командир эскадры поставил задачу ознакомиться с «Киевом», его мореходными качествами, авиацией, оружием, техникой.

- Что ж, утверждается. Дополнительное задание получите от меня не позднее, чем завтра. В случае какой-либо нужды обращайтесь прямо ко мне.

Волобуев достаточно хорошо знал Скворцова. По службе на Севере, по памятному для обоих лету 1973 года на Средиземноморских просторах. Перед убытием на госиспытания «Киева» он, как первый заместитель командующего КСФ, без колебаний поддержал кандидатуру выпускника академии, бывшего командира крейсера «Мурманск», на освобождающуюся должность командира 170-й противолодочной бригады. Из последней беседы с главкомом он понял, что решение о передаче «Киева» Северному флоту принято, но до окончания испытаний официально объявляться не будет. Появление на крейсере комбрига-северянина свидетельствовало о том, что на КСФ, кому положено, об этом решении уже знают. И для дела это, безусловно, к лучшему.

В тот же день адмирал счёл необходимым представить Скворцова командиру корабля: «Надеюсь на вашу помощь в ознакомлении с кораблем одного из моих подчинённых. Надеюсь, как судоводители вы без труда найдете общий язык, - скрепляя знакомство, заметил Волобуев и, секунду помедлив, добавил, обращаясь к Соколову, - постарайтесь воспринимать этот визит без поспешных выводов. Всему свой черед».

Юрию Георгиевичу не нужно было повторять дважды.

Прикомандированный гость оказался человеком контактным, доброжелательным. В этом невысоком крепыше чувствовалась прекрасная командирская выучка, флотская состоятельность и целеустремленность в достижении поставленной цели. Правом прямого доступа к Волобуеву он не злоупотреблял, да и Соколова без особой необходимости старался не беспокоить.

На выходах в море Скворцов внимательно наблюдал за действиями расчётов ходовой рубки. Ознакомился с оборудованием и работой основных командных пунктов корабля и, конечно, СКП и ангара. Расспрашивал командиров БЧ, представителей промышленности и членов Правительственной комиссии об особенностях вооружения крейсера, результатах испытаний. С огромным интересом наблюдал за полётами штурмовиков. И две недели стажировки промелькнули для него как один день.

Переполненного впечатлениями комбрига-северянина провожал на правом трапе лично Соколов. На «Минной» стенке того уже поджидал УАЗик, выделенный штабом КЧФ для членов Правительственной комиссии. До вылета из Симферополя в Мурманск оставалось 3 часа.

- Спасибо, Юрий Георгиевич, без вашего участия мне трудно было бы выполнить поставленную задачу.

- Рад стараться, Евгений Александрович. Благополучного перелёта, - улыбнулся Соколов и, протягивая руку, полувопросительно завершил фразу: - Сдаётся, что прощаемся мы ненадолго.

- Как знать, - пожимая протянутую ладонь, ответил тот. - Чего только в жизни не бывает. Подождем немного. Успешного вам завершения испытаний, командир!





КОРАБЕЛЬНЫЙ ХРОНОГРАФ





03.10.75 г. Позавчера неожиданно зашли в базу и встали на Угольную. Вчера стало ясно зачем: на корабль прибыли высокие гости: министр судостроения Бутома и зам. ГК Котов с толпой сопровождающих.

15.10.75 г. Опять поползли слухи, что «Киев» пойдет на Север. Мне, в общем, всё равно. Но как-то обидно. Кадровик КЧФ, спроворивший меня на крейсер чуть больше двух лет назад, сулил такие перспективы на ЧФ, такие горы золотые! Но сейчас важнее разобраться с предстоящей зимовкой в Николаеве. Анюта уже нацелена на приезд туда к декабрю.

24.10.75 г. Объявлено об окончание «госов». Севастопольцы сворачивают свои домашние дела на берегу. Комиссия разъехалась кто куда. Заводчан на корабле немного.

26.10.75 г. Идём в г. Николаев. Игорёк с Серёжей Косиновым вчера прибыли на «Киев» «последней лошадью» в весьма приподнятом настроении. Как оказалось, имели честь быть приглашёнными на банкет среди лиц, приближенных к командиру и Виннику. Хвастались полученными памятными медалями, изготовленными ЧСЗ: «В честь создания противолодочного крейсера «Киев». 1975 г

27.10.75 г. Николаев, Большой ковш ЧСЗ. Стоим у западной стенки, носом на выход. У достроечной теперь стоит «Минск», а восточная занята – «Москвой» (ремонт после пожара).

31.10.75 г. Вчера наш малый зам Володя Щербаков пообещал пробить мне комнату в общаге на Садовой. Говорит, вариант на все 100. Срочно известил Анюту.

11.11.75 г. Начаты работы по ревизии с поэтапной передачей от ЧСЗ экипажу корабельных заведований. Из мест общего пользования мне поручили принимать от ЧСЗ столовую № 2 нашего личного состава. Накопал и передал для устранения  сдающему мастеру  89 замечаний.

30.11.75 г. Третий день у меня величайший праздник: вся семья в сборе! Сашулька немного дичится, не признает папашу. Осторожненько, но уже ходит практически самостоятельно. Очень забавный у него свой маленький лексикон.

01.12.75 г.  Новый учебный год в системе боевой и политической подготовки. Идёт переселение офицеров, мичманов и частично моряков по штатным, в основном, местам проживания. Игорь пообещал решить с Руденко вопрос о моем поселении с ним в одну каюту, если Киреев не будет возражать. Вроде не возражает.

29.12.75 г. Волобуев вчера торжественно объявил по кораблю о подписании акта комиссии о приёмке «Киева». Подготовлен график отпусков на 76 г. С января по конец марта все должны закрыть этот вопрос. Вариантов нет.

***

Город корабелов встречал «Киев» мелким, как через сито, дождем. Заводские буксиры, проводившие крейсер по БДЛК, ловко управились с манёврами по его заводу через акваторию ЧСЗ в Большой ковш. Им на подмогу из Малого ковша подскочило еще два собрата и швартовным командам не составило труда завести носовые и кормовые концы на причальные палы*. Пока шла швартовка, дождик то утихал, то принимался накрапывать вновь. А потом, как-то вдруг, из разрыва вязких сизых туч брызнуло солнце и стало ясно, что Николаев уже весь во власти золотой южной осени…

Дня через два Павел получил «добро» заселяться в общежитие по улице Садовой и, счастливый неимоверно, рванул осматривать первое свое семейное пристанище. За заводской проходной через дорогу вдоль каменного забора, уходящего под виадук, нестройным рядком скучали бабульки-пенсионерки. Кто с неизменными жареными семечками, кто с таранькой. В сторону железнодорожного вокзала летели рваные клочья облаков, влажный асфальт блестел серебром, и жизнь казалась неописуемо прекрасной!

 

Многотысячный ЧСЗ без раскачки приступил к последнему «киевскому» рывку. Притормозить, оглянуться завод не имел права. Судостроителей уже ждал у достроечной стенки «Минск». К «нулевому» стапелю подтягивали готовые к монтажу конструкции будущего «Новороссийска», заложенного в сентябре. Сосредоточенно поджидала ремонта «Москва», по нелепой случайности погоревшая несколькими месяцами раньше.

Сразу после ноябрьских праздников началась ревизия «Киева». К концу года корабль требовалось передать ВМФ, успев спланировать устранение замечаний, которые будут отмечены Правительственной комиссией. Для головного корабля это была обычная практика. На серийных - заводу будет легче.

Тем временем в далёком, как это виделось с берегов Южного Буга, Крыму происходили не менее важные события. 279-й ОКШАП обрёл, наконец, своего командира. Им стал подполковник Матковский Феоктист Григорьевич. На авиабазу в Саках прибыла первая партия из шес­ти серийных Як-36М, в том числе одна «спарка» (учебно-тренировочный вариант Як-36МУ). Но самое главное, - было начато плановое обучение строевых лётчиков, прошедших предварительную подготовку в Ахтубинске. В полку на­ступили дни, полные забот и тревог. Всё приходилось начинать с нуля. Подби­рались кадры лётного и инженерно-тех­нического состава, рождалась организа­ция, создавалась учебно-материальная база. Заместителем Матковского стал майор Илю­шин, начальником штаба капитан Скворцов, заместителем по политической части старший лейтенант Зарицкий, а по инженерно-авиационной службе майор Варсегов. ВВС делегировал в полк двух опытных летчиков — майора Ратненко и капитана Ковалева.

Этот костяк оказался крепким. Все взялись за дело с большим энтузиаз­мом, и Феоктист Григорьевич мог опираться на этих людей при решении множества самых разных вопросов. Первый призыв «киевского» авиакрыла вышел на финишный этап подготовки к полётам со своего авианосца!

 

28 декабря свершилось столь долгожданное для ВМФ и завода событие – приёмный акт был подписан. «Киев», таким образом, становился в строй боевых кораблей ВМФ! Этот день впоследствии будут отмечать как День корабля.

По результатам испытаний противолодочный крейсер с авиационным вооружением «Киев» получил в целом высокую оценку. Выявленные недостатки ЧСЗ и его контрагенты в соответствии с Решением ВМФ и МСП, утвердившим акт Правительственной комиссии, должны будут устранить до выхода крейсера из Николаева весной 1976 года. Между ритуальными и протокольными событиями уходящего года экипажу было объявлено, что местом постоянной дислокации корабля будет стольный град Северного флота – Североморск…

Согласно данным заводской статистики, строительство «Киева» длилось вместе с испытаниями 5 лет, 5 месяцев и 5 дней.

***

Оставшиеся до новогодних праздников дни были для экипажа до краёв наполнены делами и заботами преимущественно бытового характера. И на корабле, и на берегу. В свободную смену вечерами семейные офицеры и мичманы спешили к очагам временного или съёмного жилья с ёлками для детей и подарками для своих драгоценных половин. Холостяков вечерний Николаев кружил натоптанными тропами невинных соблазнов, одаривая то здесь, то там незатейливыми радостями доступных развлечений. Срочная служба, простившись с последними представителями призыва 1972 года, знакомила с кораблём и учила уму-разуму новичков-«духов», прибывших на «Киев» преимущественно в ноябре. Изголодавшиеся за полгода испытаний без берега матросы и старшины использовали любую возможность уволиться в город. Николаев был для них раем земным, наполненным и родительской приязнью старшего поколения, и пылкой симпатией всего девичьего сословия.

Уже было известно, что предстоящий год будет ещё сложнее, ещё насыщенней. И корабль в персоналиях своей команды спешил наверстать отложенное или упущенное, отставляя насколько возможно дела и заботы служебные. Каждый, от старшего офицера до матроса-первогодка, конечно же, имел на это право. Ну, хотя бы до конца новогодних праздников. Ведь именно их не  всегда и не всеми замечаемый повседневный труд в управлении, жизнеобеспечении, содержании крейсера был той основой, на которой отныне и впредь будет верстаться биография «Киева», расцвеченная именами первых лиц экипажа и героев-первопроходцев отечественной палубной авиации.

 

Крейсер за прошедшее время сильно изменился. К концу испытаний Он уже не отделял от себя своих моряков, наполняясь их уверенностью, нацеленностью на новые высоты. Погружаясь в бездонную глубину человеческих натур и страстей, Он продолжал учиться понимать мысли и чувства людские, оттенки и особенности их отношений. К осени Ему удалось, если уж не постичь, то, по крайней мере, познакомился с тем, что из всего этого моряки и корабелы обозначали какими-то определенными словами. Например, «долг», «ответственность», «любовь», «ненависть». Даже «жизнь» и «смерть». Правда, как-то, еще в середине лета, Ему так и не удалось понять, к чему отнести то, что люди называли тогда свадьбой.

В один из стояночных летних дней на внешнем рейде Он глазами дежурно-вахтенной службы недоумённо рассматривал непривычно благостные и в то же время немного озабоченные лица главного строителя и «большого зама». На площадке правого трапа они встречали чету молодожёнов, которую доставил на рейд Его приятель почти пустой пассажирский катер «Коралл». Немногочисленный комсомольско-молодёжный актив моряков и гражданских смущённо толпился у поперечного коридора с правого на левый борт. Молоденькая малярша ЧСЗ, изящно приподнимающая кончиками пальцев передний край подвенечного платья, и старшина 1 статьи в парадной форме № 2 неторопливо поднимались к встречающим, безуспешно пытаясь согнать с молодых радостных лиц тени смущения и неверия в реальность происходящего…

В ноябре Он проводил этого старшину в запас, зная, что моряка уже ждет работа на ЧСЗ и что тот непременно к Нему вернется уже в другом качестве.

В вихре проносящихся событий, больших и малых, Он не всегда успевал осмыслить, уяснить их смысл. Да не особенно к этому и стремился, справедливо полагая, что всё ещё впереди. Вместе с экипажем в те предновогодние дни Он с высоты антенн своих локаторов умиротворённо созерцал силуэты родного ЧСЗ. И начинал с лёгким огорчением понимать, что здесь Он уже отрезанный ломоть. Будущее Ему представлялось смутно. Но оно, будущее, уже неудержимо манило Его видениями морских просторов, грандиозных свершений, далёких стран и интересных встреч. Быть может поэтому Он никак не мог взять в толк, почему некоторыми моряками весть о грядущем переходе на Север воспринимается как личная трагедия. И даже командир, оставаясь с мыслями об этом наедине, мрачнеет и уходит в себя.

Это вносило некий диссонанс в Его патетический настрой, но быстро отходило. Как правило, не позже очередного построения экипажа по большому сбору на подъём военно-морского флага. Он обожал этот ритуал! Особенно с участием корабельного оркестра под руководством его элегантного начальника лейтенанта Ганжи

***

Год 1975-й неторопливо уходил в историю. В стране завершался последний год девятой пятилетки. ЦК КПСС уже приступил к подготовке очередного XXV съезда парии, Правительство и Госплан СССР подводили итоги, определяли экономические рубежи следующего пятилетия. Этот год был для Советского Союза в целом благоприятным и относительно спокойным. Не считая засухи, из-за которой было потеряно около трети урожая зерна, крупных неприятностей за год не приключилось.

Строился БАМ, в мае был сдан в эксплуатацию первый его участок. Промышленность и сельское хозяйство катили экономику страны по давно наезженным рельсам. Орбитальные станции «Салют», подпитываемые космическими кораблями «Союз», демонстрировали прочность позиций СССР в освоении космического пространства. Пятимиллионные вооруженные силы вышли на устойчивые показатели военного паритета с США.

Рассыпавшиеся от дряхлости профашистские режимы Португалии и Испании, а также бесславно закончившаяся агрессия Америки во Вьетнаме, в тот год подняли мощную волну национально - освободительного движения. Рушились остатки вековых колониальных владений Запада от Африки и Юго-восточной Азии до Океании. Обрели независимость Ангола, Эфиопия, Лаос, Мадагаскар, Суринам, Острова Зеленого Мыса, Коморские острова.

В тот же год потепление отношений между СССР и США, обозначившееся еще при президенте Никсоне, дало, по крайней мере, два впечатляющих результата: совместный орбитальный полёт по программе «Союз - Аполлон», а также Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, подписанный в Хельсинки СССР, США, Канадой и всеми странами Европы. Этим Актом закреплялась нерушимость послевоенных европейских границ, а также обязательства подписавших стран по соблюдению прав человека. Особенно последние обстоятельства наполняли Генерального секретаря ЦК КПСС чувством самого глубокого удовлетворения. Разрядка, мирное сосуществование систем социализма и капитализма были личным «коньком» Брежнева и стержнем внешней политики, проводимой под его руководством в последние годы.

Да, социально-политические шероховатости во внутренней жизни страны имели место, но Леонид Ильич был уверен, что всё находится под надёжным контролем МВД и КГБ СССР. Лично Щёлокова и лично Андропова. Ему, конечно, доносили, что доморощенное диссидентское движение, взлелеянное Западом, неутомимо вершит свою чёрную работу против родной страны. Что «Голос Америки», Би-Би-Си, «Свобода», «Свободная Европа» день за днём впрыскивают в умы советских людей «поверх барьеров» яд недовольства своей страной, тонко приправленный скрытой рекламой западного образа жизни.

Ему давали понять, что исподволь разрастается теневая экономика, плодя на различных этажах государственной власти коррупцию, ширя ряды тех, что лозунг партии «Всё во имя человека, всё для блага человека» воспринимают исключительно как оправдание своим хищническим деяниям.

Настроения генсеку все это отнюдь не прибавляло. Но, пожалуй, не более того. Жизнь, как ему казалось, в целом двигалась в нужном направлении. Вот и под Новый год - какое приятное известие от фронтовых собратьев-малоземельцев Гречко и Горшкова: первый советский авианосный крейсер передан флоту!

 

 


Перевал

С

тарший матрос Ких Пётр Богданович, подгодок* милостью божьей, пристроился на диванчике офицерской каюты, приборщиком коей являлся, и бережно перебирал страницы своего дембельского альбома, разложенного на модерновом столике-грибке. Утром он проводил в очередной отпуск хозяина сей каюты старшего лейтенанта Рындина, командира своей группы. Второй её обитатель, штурман Астахов, исчез в неизвестном ему направлении вскоре после новогодних праздников.

После генеральной уборки, учинённой Петром по случаю приёма каюты во временно-безраздельное пользование, она сияет вымытыми переборками, палубой и светлой полировкой мебели. Тщательно заправленные койки, одна над другой, прикрыты наполовину ласкающей глаз пестренькой салатовой ширмой. Такой же ширмой, оживляющей интерьер и сообщающей ему почти домашний уют, чуть прикрыт умывальный блок. Дружески шелестит кондиционер, сгоняя через приоткрытые иллюминаторы избыток тепла. По трансляции крутят привычный набор набивших оскомину магнитофонных записей.

«Мой адрес не дом и не улица – мой адрес Советский Союз!» - вдохновенно ревёт динамик, выведенный на полную громкость, и мир окружающий сверкает и переливается всеми оттенками радуги. А из головы моряка не выходит мысль о грядущем переходе «Киева» на Север. В курилке болтали, что в Мурманском «Рыбхолодфлоте» охотно берут на работу демобилизованных матросов и старшин. Там же, как следовало, можно было получить профильную профессию, а при желании ещё и в мореходке подучиться заочно! И воображение живописует картины одну красочнее другой: вот, например, осень. Он, демобилизованный моряк с «Киева», идет по центральной улице своего родного села на Полтавщине, разгоняя клёшами опавшую листву. Беска – на затылке, вся в золоте якорей и славянской вязи «ЧЕРНОМОРСКИЙ», нет, - «СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ» (!) на ленточке. Расстёгнутый на верхние пуговицы бушлат небрежно приоткрывает треугольник тельняшки, обрамлённый сине-белой окантовкой гюйса. В левой руке, само собой, – изящный дипломат. И идёт он, естественно, к родной школе, что сразу за домом председателя. Ведь именно из её стен его, учителя по рисованию в младших классах, два с лишним года назад проводили служить на флот…

Характеристику на корабле ему, конечно, дадут. Служил он исправно, прибыв на «Киев» после учебки в Кронштадте в мае 1974 года. На государственных испытаниях его операторскую работу на учении с кораблями Черноморского флота отметил сам командир! Правда, обещанный отпуск с выездом на родину он так и не получил. Но Рындин твёрдо обещал решить этот вопрос до выхода крейсера из Николаева. А ему верить можно. Хоть и молодой ещё офицер, но настырный и твёрдый характером. И главное, у командования на хорошем счету…

Очередной шлягер неожиданно оборвали. За пределами каюты прозвенел длинный звонок, и динамик зычным знакомым голосом оповестил: «До конца большой приборки осталось тридцать минут. Медь, железо драить, резину мелить, барашки расходить и смазать!»

Под продолжившийся шлягер моряк, скрепя сердце, закрыл альбом, не торопясь, бережно завернул своё сокровище в специально приготовленную для этой цели тряпицу и убрал в нишу-рундук под диванчиком. Это был его личный «сейф», который хозяевами каюты по молчаливому соглашению никогда не открывался. Здесь их домовитый и строгий до порядка в каюте приборщик хранил мыло, ветошь, какую-то утварь и, конечно, не афишируя, кое-что из личных вещей.

До обеда нужно было ещё успеть собраться в баню. Суббота на крейсере – помывочный день. А вечерком – в увольнение! Со старшиной своей команды мичманом Полищуком у старшего матроса были очень хорошие отношения.

***

Уже с первых чисел января завод и контрагенты продолжили работы на «Киеве» по устранению замечаний государственной комиссии и достроечные мероприятия, обозначенные совместными решениями ВМФ и МСП. Экипаж, как юридическое лицо флота и теперь уже полноправный хозяин крейсера, после визирования военной приёмкой этих работ поэтапно восполнял свое обширное хозяйство, которое промышленность доводила до сдаточной кондиции. Дело осложнялось тем, что командное звено корабля, поделённое на две части, должно было использовать свои отпуска за 1976 год. Другого времени не было. Поэтому с января по март на корабле вынужденно присутствовала только половина офицеров и мичманов, вытягивая лямку службы «и за себя, и за того парня».

Ещё более сложная обстановка сложилась в 279-м авиаполку. На только что поступивших в полк новеньких Як-36М требовалось ввести в строй достаточное число лётчиков, готовых к полётам с палубы крейсера. Уже в апреле. Поэтому об отпусках здесь даже не думали.

Шла напряженная боевая учеба лётчиков-строевиков. В её эпицентре неизменно находилась фигура командира полка. Было много сложностей технического, организационного и чисто пилотажного свойства. Так, на авиабазе в Саках 17 января при выполнении тренировочного полёта на опытном Як-36МУ № 01 в режиме висения на высоте до 5 м (по инструкции при этом переднее колесо должно быть расстопорено и катапультные кресла не заряжены) лётчики Матковский и  Ковалев почувствовали ненормальную реакцию самолёта. Труднейшая вертикальная посадка (с расстопоренным передним колесом посадка по самолётному запрещена) потребовала неимоверных усилий. Но была выполнена, благодаря профессиональному мастерству пилотов. «Спарка» не пострадала.

Освоение новой машины пошло ещё энергичнее после того, как в гарнизоне побывал Главнокомандующий ВМФ. После смотра авиаполка и осмотра самолётов адмирал Горшков беседовал с лётчиками, задавал множество воп­росов. А в заключение спросил у командира полка:

- Ска­жите, а смогли бы Вы на новой машине, например, завтра перелететь и сесть на палубу «Киева»?

- Я готов выполнить такую задачу, - без колебаний ответил Матковский.

Скоро станет ясно, что этот доклад не был дежурной формальностью, а подвижнический труд «киевских» лётчиков-штурмовиков в то напряжённейшее для них время не был напрасным!

 

На корабле тем временем была демонтирована прежняя ажурная и установлена новая цельнометаллическая по носовой и кормовой облицовке центральная мачта. Её, как и прежде, привычно венчал «шарик» АДРМ. Изготовление мачты было выполнено по экстренно откорректированным Невским ПКБ чертежам. Как покажут предварительные проверки, мачта измененной конструкции позволит существенно уменьшить переотражение энергии РЛС воздушной обстановки и развязать РЛС «Восход» и «Фрегат» по зонам наблюдения. Тем самым была ликвидирована одна из самых неприятных проблем электромагнитной совместимости корабельных РЭС. Кажущееся тривиальным конструкторское решение оказалось неожиданно эффективным.

Выполнялись и другие работы этой направленности. Заводом была выполнена масштабная проверка антенных устройств, палубных конструкций и механизмов на предмет наличия и исправности их заземлений. Эта работа тоже дала неплохие результаты. На их основе были подготовлены методические указания по содержанию внешнего корабельного хозяйства, прямо или косвенно влияющего на электромагнитные поля, возникающие при работе РЭС на излучение.

Наконец, прибыли из Ленинграда пусковые установки ударного ракетного комплекса «Ураган-1143». Их установка потребовала всего нескольких дней. Теперь и подчиненные командира первого дивизиона БЧ-2 капитан-лейтенанта Дядченко перестали чувствовать себя «безлошадными». Пошёл обратный отсчёт времени, остающегося до начала испытаний главного ударного комплекса крейсера.

В вопросе о влиянии турбулентных воздушных потоков над ВПП на самолёт многое так и осталось до конца невыясненным. Все сводилось к тому, что до установления истинных причин их образования целесообразно наложить временные ограничения по условиям взлёта-посадки штурмовиков. Требовался опыт лётной эксплуатации Як-36М в корабельных условиях и завершение комплекса специальных исследований. Это было зафиксировано решением по акту государственных испытаний, утверждённым главнокомандующим ВМФ, министрами судостроительной и авиационной промышленности. Для флота и авиации всё это пока представлялось туманной «терра инкогнита». Не было ни собственного опыта, ни мировой практики.

***

Павел прибыл на корабль из отпуска в конце февраля. Весь день его «грузили» текущими заботами сначала оставшийся за комдива Тимур Макиев, командир смежной группы дивизиона, потом «маленький зам» Щербаков. После обеда выяснилось, что он, помимо прочего, член внутрипроверочной комиссии секретной части, и что его ждёт не дождётся старпом, по каким-то причинам выбравший офицера радиотехнической службы в качестве помощника для ведения корабельного журнала боевой подготовки. Само собой, в тот же день его ждала и повязка «рцы»*. Для начала дежурного по РТС.

Перед разводом суточного наряда и вахты он, прогуливаясь, прошёл на бак. Осмотрел установленные пусковые установки ударных ракет, отметив, что эта часть крейсера смотрится теперь совершенно иначе. И новая мачта, темнеющая в сгущающихся сумерках за антенной «Восхода», показалась ему симпатичной, даже изящной. «Ну что, мой Большенький Братец, - почти вслух подумал он, - пока я «парился» в отпуске, ты времени даром не терял».

Дежурным по кораблю заступал майор Табачников, замполит командира БЧ-6. «Хоть в этом сегодня повезло, - подумал Павел, - дерготни ненужной не будет». Евгения Ивановича на корабле уважали за уравновешенный характер, доброжелательность, простоту и житейскую мудрость.

…Вечерний чай личного состава РТС в столовой № 2 шёл под аккомпанемент выступлений и аплодисментов делегатов XXV съезда КПСС, транслировавшихся программой «Время». Павел, как дежурный по службе, контролировал приём пищи личным составом и вряд ли вникал, как и все остальные, в суть тех речей. Важным для всех было другое – страна привычно идёт своим путём, все на своих местах, всё в порядке, все при деле. Кто в Большом Кремлёвском дворце, кто на заводах и фабриках, кто на колхозных или совхозных полях, кто в Вооружённых силах вообще и в ВМФ, в частности, а некоторые – ещё и на крейсере «Киев»!

После отбоя Павел совершил положенный обход заведований РТС, доложился бодрствующему дежурному по кораблю и прилёг в каюте на диванчик. Не раздеваясь, как предписывала инструкция. Со дня на день должен был вернуться Игорь, раскрутивший свой отпускной маршрут аж до Владивостока. С этой мыслью, умаявшись за день, Павел мгновенно уснул каменным сном дежурного лица. Прервать этот сон могли разве что пушечный выстрел или сигнал аварийной тревоги. Ну, в крайнем случае, будильник, поставленный под самое ухо.





КОРАБЕЛЬНЫЙ ХРОНОГРАФ





05.01.76 г.  Сегодня начали подготовку к сдаче первой курсовой задачи.

16.01.76 г. Ухожу в отпуск. Решили с Анютой на недельку съездить к моим старикам в Архангельск и вернуться в Николаев. Здесь ей очень нравится.

27.02.76 г.  Третий день на службе. Через день – на ремень, бишь на вахту или дежурство.

03.03.76 г.  День завершения съезда будем отмечать ударным предъявлением первой курсовой задачи штабу 181 БСРК. Для этого сегодня и завтра в подразделениях необходимо:

- всех подстричь,

- формы одежды № 3, 4 и 5 проверить на готовность к смотру,

- проверить, что обязанности по книжке Боевой номер все знают наизусть,

- заведования – приготовить к осмотру, особое внимание комплектности «дельных вещей», АСИ, задраек и т.д.,

- организационную документацию группы предъявить на проверку комдиву,

- убедиться в готовности подчинённых к правильным действиям по типовым корабельным расписаниям.

06.03.76 г.  Общая «сидячка». Задачу подзавалили не столько усилиями штаба, сколько неуёмной энергией старпома. Устраняем замечания, которым несть числа…Через неделю повторная сдача.

15.03.76 г.  Подтянулся из отпусков народ. Нормальная трёхсменка. Дышать стало легче. И во весь рост встала проблема нашего «Николаевского исхода». Сашеньку с Анютой придется, видимо, отправлять к тёще.

19.03.76 г.  Объявлено, что до выхода в Севастополь остается 2 недели. На второе апреля купили билет на поезд для моих зайчат.

23.03.76 г.  На корабле орды посторонних: заводчане, контрагенты, какие-то штабы, проверяющие. До первого апреля все хотят убедиться в полной готовности корабля к выходу с завода.

29.03.76 г.  Неожиданная для меня маленькая радость: на стажировку прибыла группа «минчан». В их рядах Лёня Сурин, которого я не видел ещё с курсантских лет, а также наши, «поповичи», - Кира Яковлев, Володя Барановский и др. Кучкуются они пока в третьем военном городке. В Севастополе какая-то их часть будет стажироваться на «Киеве».

02.04.76 г. Командир поставил задачу экстренно (до завтра) корабельные запасы, ЗИП привести к формулярным нормам. Недостающее – срочно доставить на борт, излишки - сдать в довольствующий орган (базу) и на завод. Топлива и воды на выход оставить минимум-миниморум. БДЛК должны успеть проскочить «по большой воде».

Решили с Анютой билеты в Вологду сдать. Будем перебираться в Севастополь. Где наша не пропадала! Подвиг нас на этот шаг Лёнька, навестивший наше семейство в общаге.

Игорь быстро вошёл в служебную колею. Личным составом, как командир группы, занимался Борис Кононенко, его однокашник по Каспийскому ВВМУ. С техникой проблем не было, а возложенные на него командиром временные обязанности куратора штурманской подготовки вахтенных офицеров корабля особо не обременяли. «Белая кость», - ворчал помощник командира, подыскивая время от времени замену штурману на корабельное дежурство.

…К Люськиной уютной квартирке на Плехановской он заявился с роскошным букетом отборных роз. «По-английски», то есть не предупредив. На следующий же день после постановки «Киева» в завод. Она почему-то долго не открывала дверь, а когда вышла на лестничную площадку, стало ясно, что здесь ему делать больше нечего.

«Прощай, Людок, - поколебавшись, выдавил он из себя, ещё не осознав до конца, что нужно уходить. - А это тебе на счастье… Не поминай лихом».

Он не видел, сбегая вниз по лестнице, её потемневших глаз, изгиба покривившихся губ, багрово-красных роз, неловко прижатых к груди…

«Знать, не судьба», - крутилась в голове назойливая мысль. Подсознание же, толкая его в направлении улицы Советской, имело, похоже, в виду «поужинать-таки в ресторане». Однако подвернувшееся такси, мигнув зелёным глазом, решило вопрос в пользу возвращения на корабль.

И Николаев вдруг стал для Игоря холодным и чужим. Хотелось немедленно сорваться в отпуск, но командир БЧ находил для него то одно дело, то другое. И во Владивосток* он рванул только после новогодних праздников. Впрочем, продержавшись там всего несколько дней, он счёл за благо вернуться на «большую землю».

В Москве ему были искренне рады стареющие родители и немногочисленная родня. Из школьных друзей с трудом удалось разыскать только Ромку Ерофеева. Страшно занятый чрезвычайно важными делами своего оборонного НИИ, тот, конечно, выкроил для старинного приятеля время. И на импровизированной вечеринке в узком кругу познакомил с подругой своей жены.

- Друг, можно сказать, моего детства и ранней забубённой юности, - представил он Игоря жене и гостье. - Мореход, будущий капитан дальнего плавания и адмирал.

- Ну, так уж и адмирал, - смущённо улыбнулся Игорь, с лёгким поклоном разворачиваясь в сторону приодетых дам. - Пока лишь подающий надежды офицер флота Российского, старший лейтенант.

- Полина, - помедлив, представилась после жены Ромки ее подруга. - Друг семейства Ерофеевых и по совместительству искусствовед.

Игорь немедленно отметил, что у новой знакомой помимо чисто столичного шарма весьма в наличии очаровательная внешность, мягкая женственность «ля рюсс» и, кажется, чувство юмора.

То был превосходный вечер, завершая который, учтивый кавалер по законам жанра любезно проводил даму до подъезда сталинской многоэтажки недалеко от станции метро «Таганская». Необходимости в форсировании событий не наблюдалось. Но на прощанье они обменялись телефонами.

Через несколько дней Игорь, заскучав на пирогах и пельменях матушки, позвонил Полине. И она закружила его по заснеженной столице, открывая доселе неведомые ему места и глубины зодчества, живописи, театрально-концертной жизни и человеческих отношений. Она была почти на пять лет моложе, но казалась куда прагматичнее, мудрее и доминировала, не подавляя. Всё это было совершенно необычно и, как ни странно, нравилось Игорю.

Они простились во Внуково как старые и добрые друзья. Без сантиментов. Ни о чём не договариваясь, ничего не обещая.

На «Киев» Игорь вернулся обновлённый душевно. Как малая частица крейсера, он испытывал неистребимое желание поскорее оторваться от берега и уйти с головой в стихию предстоящих плаваний.

***

Косые лучи заходящего солнца, преодолев заслоны занавесей и портьер на окнах кабинета главкома, скользили по ковровой дорожке к противоположной стене, наполовину занятой старинным книжным шкафом. От нижней полированной части шкафа весёлые солнечные зайчики прыгали по противоположной рабочему столу стене в такт с занавесью, которую через приоткрытую фрамугу одного из окон легонько колыхал прохладный ветерок. В глубине помещения темнел, возвышаясь, огромный, почти под потолок, глобус. Под ним, отложив в сторону бумаги, задумчиво откинулся в кресле давний хозяин этого кабинета. Пора было заканчивать рабочий день. Он обещал супруге прибыть сегодня домой пораньше. Но что-то удерживало его на рабочем месте.

Отгремели фанфары и здравницы съезда и, казалось, нет ровно никаких причин для беспокойства. Но откуда-то изнутри поднималась время от времени тёмная волна неясных предчувствий. Началось все с глухих слухов о серьёзном обострении болезни Леонида Ильича, источником которых было «подковёрное радио» ЦК. И генсек вроде бы даже хотел поставить на съезде вопрос о своем переизбрании, и чуть ли не клиническую смерть перенес... Но с отчётным докладом выступал именно он. Привычно и узнаваемо!

Победные цифры, взвешенные оценки, выводы. Все солидно, без дураков. На 10-ю пятилетку, провозглашенную пятилеткой эффективности и качества, поставлены серьёзные задачи. И по развитию экономики, и по повышению благосостояния советских граждан, и по проведению выгодной СССР внешней политики, и по укреплению обороноспособности страны. Да, выглядит генсек не блестяще. В конце прошлого года он убедился в этом лично, посетив Завидово в компании Гречко. Но все мы, увы, моложе не становимся. Да и просто приболеть человек имеет право?

…Аналитический ум и отшлифованная годами аппаратная интуиция Сергея Георгиевича так и не привели его к утешительным умозаключениям. Но предчувствия беды не обманут адмирала. Еще до майских праздников не станет министра обороны СССР маршала Гречко Андрея Антоновича. А в начале июля так же скоропостижно уйдет из жизни министр судостроения СССР Борис Евстафьевич Бутома. Для главкома это станет не фатальной, но болезненной потерей!

***

Близился день, когда «Киев» должен был проститься с родным заводом. Накануне, 4 апреля, с полётной палубы были сняты последние построечные контейнеры цехов ЧСЗ, убраны все технологические сходни, остатки заводского оборудования. Параллельно выполнялся поэтапный переход на автономный режим энергоснабжения крейсера.

Утром 5 апреля после подъёма флага было объявлено приготовление корабля к бою и походу. Прибывший на борт заводской капитан Деркач занялся проверкой готовности буксиров, обеспечивающих вывод корабля с завода и проводку по БДЛК. Старший на переходе командир 181 БСРК, заглянув в штурманскую рубку, о чём-то расспрашивал командира БЧ-1.

В 10.30 на причальной стенке Большого ковша уже набрал силу прощальный митинг у борта «Киева». На полётной палубе и обходных мостиках надстройки стоящего по его корме «Минска» ожидали прощания с «Киевом» судостроители, руками которых строились эти корабли. Среди них, затерявшись в толпе провожающих, всматривалась в уходящий крейсер Галина Дончевская, его крёстная мать. Год назад её перевели в заводоуправление, у неё хороший дом, семья… А вообще - много воды утекло с того памятного дня, когда как бы по взмаху её руки корабль уверенно сошел на воду…

Она не была верующей, время ещё не подошло. Но сейчас, не отдавая себе отчёта, она молила Господа Бога. О том, чтобы её «Киев» миновали штормы и ураганы, чтобы не знать ему посадок на мель, пожаров и затоплений, чтобы служба его на флоте была достойной и славной.

Как знать, быть может Всевышний услышал ту неумелую, бесхитросную, но искреннюю молитву. Ведь всякое случится ещё на жизненном пути крейсера, однако многие годы в самых критических ситуациях - словно чья-то незримая рука будет отводить от него самое страшное, самое непоправимое…

Приняв доклады о готовности корабля к отходу, командир, сделав предупредительный знак вахтенному офицеру, вышел из ходовой рубки на правое крыло обходного мостика. И над заводом полетел протяжный гудок.

- Спасибо, корабелы! Спасибо, завод! До свидания, Николаев! – прогремели вслед за гудками по внешней трансляции крейсера прощальные слова. И казалось, не командир, сам «Киев» прощается с отчим домом.

Притихшие было на причале заводчане, задирая головы, ответили протяжным и раскатистым У-рр-а-а-а!!! А заводской оркестр, выдержав паузу, грянул особо почитаемым на флоте маршем «Прощание славянки».

Перекрывая звон литавр и уханье барабана, с крейсера понеслись отрывистые команды:

- Гюйс спустить, флаг перенести!

- Шары на стоп!

- Буксирный свод до места!

- Швартовным командам по местам!

- Принять буксирные по корме!

- Принять буксирные по носу!

После отдачи швартовных концов с крейсера на берег носовые буксиры, поднатужившись, дали вперёд малый. Кормовые, одерживая, направляли отход влево кормовой части корабля. Расстояние между причалом и его бортом быстро увеличивалось. И уже через несколько минут громада крейсера сначала ушла по параболе за срединную линию Большого ковша, затем плавно потянулась к фарватеру Южного Буга. Заводской капитан, как главное лицо на корабле во время проводки, спокойно контролировал буксировку, время от времени давая корректирующие указания на буксиры, рулевому и в ПЭЖ.

Через четверть часа растянутый почти на полкилометра кортеж скрылся за поворотом излучины Буга, устремляя «Киев» на юг, на юг, к Чёрному морю, к новой, самостоятельной жизни.

…Над заводом плыла знакомая всем, созвучная событию песня Пахмутовой:

 

Прощальный гудок,
И вмиг опечалился док.
Зачем оробел,
О чём загрустил, корабел?
Уже зажжены ходовые огни,
Огни ходовые.
Немного обидно, что строят одни,
А в море уходят другие…

 

Народ неторопливо расходился по рабочим местам. У многих на глазах были слёзы. Светлые слёзы счастливых людей!

***

Рано утром 6 апреля «Киев» встал на якорь в привычной по прошлому году точке на внешнем рейде Севастополя. Начинался новый этап жизни и службы корабля. Нужно было определяться с ближайшими задачами, вписываться в режим интенсивного плавания с авиацией на борту и в ритм главной базы КЧФ. На раскачку не отпускалось ни дня!

Ближе к полудню в сопровождении адмирала Ховрина на корабль прибыл Главнокомандующий ВМФ. Перед этим военно-транспортный Ми-8 доставил на крейсер внушительный десант от авиации под руководством командующего ВВС КЧФ генерал-лейтенанта авиации Воронова. Крейсер был на пороге исторического для себя и для корабельного авиаполка события - посадки на палубу первого строевого лётчика. Им должен был стать командир 279-го ОКШАП подполковник Матковский.

Безупречно сработала корабельная организация обеспечения полётов, налаженная на прошлогодних испытаниях. Штурмовик, пилотируемый Матковским, вели техническими средствами едва ли не от взлётной полосы авиабазы в Саках. И когда он вышел на посадочную глиссаду, ни у кого не было и тени сомнения, что посадка будет успешной. Но волнение было, и немалое. Ведь ожидали посадку первого СВОЕГО летчика, на СВОЕМ «Яке»!

…Наконец, самолет, пилотируемый Матковским, завис на высоте трёх-четырёх метров над палубой, и, плавно опускаясь, коснулся палубы колесами шасси. Есть посадка! Отлично! Свершилось!

 

Уже через несколько минут Феоктист Григорьевич был в ходовой рубке с докладом Главнокомандующему ВМФ о выполнении задания, полученного при инспекции авиаполка в конце марта. Главком встретил его с неподдельной радостью, крепко пожал руку и вручил памятный подарок - наручные часы.

- По­здравляю Вас с первой посадкой на палубу корабля и желаю дальнейших успехов в работе. Но надо продолжать учить и других лётчиков!

- Служу Советскому Союзу!- по уставу поблагодарил Матковский.

- Теперь, после Вашей по­садки на корабль, мы имеем право изображать на фюзеляже штурмовика военно-морской флаг, как символ его принадлежности к кора­бельной авиации! – заключил главком.

Так был дан старт оморячиванию «киевского» авиакрыла. А 3-го мая года в жизни Феоктиста Григорьевича произошло ещё одно радостное событие. За успехи в освоении новой авиаци­онной техники ему было досрочно присвоено очередное воинское звание «полковник».

Следует отдать С.Г. Горшкову должное: он умел ценить труд, заслуги и не забывал отмечать достойных. В поздравительной телеграмме Матковскому он написал: «Сердечно поздравляю Вас с досрочным присвоением воинско­го звания полковник. Желаю хорошего здоро­вья и успехов в дальнейшей службе».

 

К исходу дня стали известны ближайшие корабельные планы: интенсивная отработка штурмовиков с палубы крейсера, а также газодинамические испытания комплекса УРО «Базальт», пусковые установки которого были установлены на крейсере к концу зимы.

На всё это накладывалась отработка элементов второй курсовой задачи - одиночное и совместное плавание, организация применения оружия, борьбы за живучесть, других действий по боевым расписаниям. Среди первоочередных действий было также поэтапное доведение всех видов запасов до полных норм. До начала перехода на Северный флот оставалось немногим больше двух месяцев.

Ответственность за подготовку корабля главком возложил на Черноморский флот. Адмирал Ховрин отнесся к указанию с предельной ответственностью. Его распоряжением была сформирована рабочая группа из специалистов управлений штаба флота, знакомых с положением дел на «Киеве». В частности, ответственным за подготовку авиационного комплекса был назначен заместитель командующего КЧФ по авиации генерал-майор Павлов, знакомый экипажу по испытаниям. Помимо подготовки крейсера к переходу, эта группа должна была обеспечить передачу корабля на баланс Северного флота. Предположительно, не позже начала июня.

…Шила в мешке не утаишь. Командующий КЧФ уже к осени 1975 года знал о решении по «Киеву» и, пожалуй, не разделял точки зрения главкома. Как офицер с крейсерской закваской, как адмирал, прошедший школу боевой службы на Индийском океане, как командующий, наконец, - он видел «Киев» флагманом КЧФ, мощной опорой Средиземноморской эскадры. Многообещающей представлялась ему и перспектива освоения флотом палубной авиации.

К «Киеву» Николай Иванович проникся симпатией с первого знакомства в апреле 1975 года и энергично готовил флот к его приему…

Всего два года назад он сменил кресло второго лица КСФ на кабинет первого лица КЧФ. Поэтому специфику, задачи, приоритеты Северного флота знал не понаслышке. И с трудом представлял житьё-бытьё авианесущего крейсера в Заполярье. Сомнительными казались ему имеемые на КСФ возможности по тыловому обеспечению, боевой эксплуатации, текущему ремонту корабля такого класса. Да и задачи авианосца, который только предстоит осваивать, в условиях крайнего Севера, да ещё при жесткой привязке флота к задачам безраздельно господствующих на флоте подводных сил, казались туманными. Однако с главкомом не поспоришь. «Жаль, очень жаль, что с этим кораблём Черноморскому флоту придётся прощаться» - наверное, думал он…

***

Почти до середины мая крейсер «утюжил» прилегающие к главной базе полигоны. На отработку второй курсовой задачи экипажем накладывались работы контрагентских организаций, определённые Решением по акту госиспытаний. Их заключительный второй этап, теперь это так называлось, требовалось провести в августе-сентябре на Севере. В центре этих работ была подготовка к испытаниям и ракетным стрельбам комплексом «Базальт» на полную дальность – 500 километров. Но для начала следовало убедиться, что старты ракет и алгоритмы группового залпа технически обеспечиваются. Комплекс мероприятий этой направленности именовался газодинамическими испытаниями комплекса УРО.

Неприятности начались сразу после завершения пусконаладочных работ во время стрельб практическими макетами ракет, оснащенных реальными стартовыми двигателями. Первый же пуск вызвал серьёзный пожар. Загорелись наружные поверхности носовой части крейсера от пусковых контейнеров до ходовой рубки. После ликвидации огня меж обгоревших конструкций и разлетевшихся по верхней палубе бесформенных кусков твёрдого топлива «стартовиков», путаясь в раскатанных пожарных шлангах, растерянно бродили участники испытаний. За ними тревожно  наблюдал личный состав корабельных аварийных партий, ликвидировавший пожар. Все хотели понять – что же произошло? Картина казалась удручающей: всепроникающий запах гари, чёрные в обгоревшей краске и копоти поверхности…

Однако самым непонятным и неприятным для ракетчиков было то, что во время неудачного залпа заглохли маршевые двигатели ракет второго залпа. Это было недопустимо. Ведь испытания как раз и должны были подтвердить возможность стрельбы несколькими залпами! Выходя из пусковой установки, ракета раскрывает сложенные крылья и, сбрасывая уже за бортом ускорители, продолжает полёт на маршевых двигателях. А они должны запускаться и выходить на режим ещё в контейнере!

Пищи для размышлений хватало, но продолжающиеся неудачи отбраковывали всё новые и новые конструкторские решения. Всё это лишало покоя и сна ракетчиков от промышленности, главного строителя и главного ответствен­ного сдатчика корабля – Винника.

 

Тем временем по плану отработки замечаний и доводки Як-36М лётчиками-испытателями продолжались испытания самолёта. При взлёте штурмовика тепловой удар по покрытию ВПП превышал 800° С. При возрастании полётной нагрузки на ВПП стало ясно - устойчивость плиточного покрытия палубы к такой температуре явно недостаточна. Плитки покрытия стали отлетать, ломались. К чему это могло привести, объяснять не надо. Оперативный ремонт с заменой плиток ничего не давал. Требовалось другое решение, и оно было найдено в самые короткие сроки. Удалось изготовить мастику, на которую укладывались плитки с улучшенными свойствами. Причём плитки стали ставиться не на 5, а на 9 точек крепления с палубой.

И всё-таки главной задачей по авиационному комплексу в то время была подготовка строевых лётчиков 279-го ОКШАП. Им предстояла сложная и ответственная миссия – представить советский палубный штурмовик военно-морскому сообществу в Средиземном море и на Атлантике.

До испытаний английского «Си Харриера» оставалось ещё несколько лет…

***

Жизнь экипажа быстро перенастроилась с заводского уклада на ходовой распорядок. После сдачи первой курсовой задачи над крейсером с достоинством развевался «рубль», как в простонародье  именовали брейд-вымпел, свидетельствующий о том, что корабль находится в кампании. Работы, занятия, тренировки и учения были направлены на расширение и закрепление опыта практического плавания. Во главу угла были поставлены задачи освоения корабельной техники и оружия, практики их боевого применения в различных тактических ситуациях. Быстро стал привычным послеобеденный «адмиральский час». Сход на берег офицеров и мичманов теперь не был таким уж редким явлением даже при стоянке корабля на внешнем рейде. Впрочем, в базе, на Угольной, крейсер отмечался крайне редко и ненадолго. Максимум на 2-3 дня.

Трудяга «Калмык» на этот раз остался в Николаеве. Для нужд ЧСЗ и контрагентов на Угольную перегнали с завода самоходную баржу. Как и паросиловой ветеран год назад, она служила подобием штаба ЧСЗ в Севастополе, перевалочной базой и, при необходимости, местом вынужденного ночлега. Здесь в форс-мажорных обстоятельствах находили приют экстренно вызванные командированные от промышленности, а также все «зависшие» на берегу по погоде, отсутствию рейсов на внешний рейд или другим причинам. Какое-то время завод фрахтовал, как и год назад, рейдовые катера для пассажирских перевозок из базы на «Киев» и обратно. Однако их объёмы не шли ни в какое сравнение с периодом ходовых испытаний. Для лиц от флотских инстанций, инспектирующих корабль, плавсредства выделял КЧФ. Проще всего было авиаторам при массовом заезде или убытии. В их распоряжении всегда были наготове военно-транспортные вертолёты с Бельбека. Для перевозок личного состава крейсера все более интенсивно использовались корабельные катера и барказы.

Майские праздники «Киев» в этом году провёл на внешнем рейде, переводя дух на якоре после многочисленных коротких выходов в море. 15 мая предстояла недельная постановка корабля в Северный док Севастополя. Для ЧСЗ это было гарантийное мероприятие. Для флота же оно имело немаловажное значение: на Севере крейсеру доковаться было просто негде. Предполагалось, что со временем у финнов или шведов будет заказан и построен для СССР плавучий док для работы с крупнотоннажными кораблями и судами. Но когда это будет и будет ли вообще, никто не знал.

 

После развода суточного наряда Павел не успел дойти до своей каюты. По трансляции его вызывали в рубку дежурного. Как подсменная вахта на трапе, он должен был старшим на катере свезти командира на берег, в Артиллерийскую бухту.

Соколов был пунктуален, ждать не пришлось. Катер развернулся и резво рванул к боновым воротам главной базы. Как дисциплинированный пассажир, командир в управление катером никогда не вмешивался. И на этот раз, едва пересекли урез кормы крейсера, он спустился в салон, давая команде возможность спокойно делать своё дело. Павел любил этот катер и такие служебные морские прогулки не были ему в тягость. Вот и сейчас, убедившись, что рейс идёт штатно, он «на автомате» фиксировал прохождение маршрута. По правому борту скрылись за кормой створные знаки Стрелецкой бухты, указывающие кому что, а ему направление на пятиэтажку в новом микрорайоне Севстополя, секции которой ступеньками спускаются к морю вдоль бухты. Под её окнами сейчас, скорее всего, коротают вечер на детской площадке Анюта с Сашулькой. А баба Женя кричит им с балкона: «Аня, Сашенька, чай поспел!..»

На подходе к базе радист-сигнальщик, отвечая на запрос брандвахты с Константиновского равелина, пощёлкал ключом прожектора и деловито доложил: «Добро на вход в базу». Павел кивнул головой, - принято. А в памяти ожила прошлогодняя история с охотой рейдовой службы базы на «киевские» плавсредства.

Оценив со стороны скоростные возможности катера и барказа новых проектов, там быстро смекнули, что неплохо бы приставить эти возможности к службе водных магистралей столицы КЧФ. У нарушителей шансов уйти от погони не будет! И вскоре последовали сначала арест по какому-то плёвому поводу «киевского» катера, а потом одного из барказов. Конечно, ни тот, ни другой к месту «заключения» так и не прибыли. Поэтому на корабль посыпались телефонограммы одна грознее другой. Помощник командира, которому старпом адресовал эти депеши, поначалу внимания на них не обращал. Дел и без того хватало.

Однако как-то ласковым сентябрьским деньком «арестованный» катер доставлял на Графскую по своим председательским делам адмирала Волобуева. Разумеется, под флагом большого флотского начальника – две звезды на красном поле! Возвращение на крейсер совершалось, естественно, под обычным военно-морским флагом. И уже от памятника затопленным кораблям засечённый на входе в базу катер был подвергнут яростной семафорной атаке с равелина. Категорическим указанием от имени старшего на рейде катеру предписывалось немедленно следовать к месту ареста!

Павел ещё с курсантских лет неплохо владел этой азбукой и, не дожидаясь доклада радиста - сигнальщика, повернулся к старшине-рулевому:

- Мы готовы поманеврировать на хороших ходах, старшина?

- Да можно, - неопределенно ответил тот, сосредоточенно глядя вперед. - А что за дела-то? Вроде все спокойно.

- Да вот, из базы нас не хотят выпускать, требуют «рулить» на катерную гауптвахту. На обед можем не попасть, а может быть, и на ужин.

- Что отвечать, товарищ старший лейтенант? - обеспокоенно спросил Павла радист - сигнальщик.

- Да ничего. И шторку прикрой со своей стороны, - ответил тот.

Запрашивать крейсер и ждать чьего-то решения времени не было. Для старшего на катере ситуация была патовой, но «сдать» катер он не мог, не имел морального права! В смотровые окна было видно, как от пристани рейдовой службы отвалил катерок с дежурными опознавательными знаками. Не получая ответа с «Соколёнка», служба решила принять дополнительные меры. Буксир, удерживающий сеть, перекрывающую вход, заработал винтами. Дело принимало нешуточный оборот…

Дверь из рубки в нижнее помещение катера была открыта. На диванчике салона прикорнул, было, ответственный сдатчик корабельных плавсредств от ЧСЗ. Почуяв неладное, он просунул голову в рубку и поинтересовался у Павла:

- В чём дело, командир? Помощь нужна? – и уяснив ситуацию, протиснулся в рубку и решительно принял управление у старшины. - Все лишние (крючковым и радисту) в салон! Командир, покрепче держись за поручни!

«Соколёнок» был всего метрах в двухстах от боновых ворот, когда ему навстречу, отчаянно сигналя, выскочил командирский катерок «Ласточка» брандвахты. Дородный мичман с его командирского отсека энергичными жестами указывал: Остановиться!... Следовать…!

Дождавшись, когда «Ласточка» выйдет на пересечение его курса, «Соколёнок» неожиданно дал полный вперед и, резко вывернув вправо, заложил поистине цирковой трюк обхода «неприятеля» по крутой дуге на левой циркуляции. Затем, обогнув на вираже сначала швартовную бочку, потом буксир, подтягивающий к ней блокирующую выход из базы сеть, катер проскочил через мизерную прощелину между буксиром и надолбами насыпного мола на внешний рейд!

…Через несколько дней на Павла был подготовлен приказ об арестовании на трое суток. Помощнику командира пришлось напрячь все свои черноморские связи, чтобы сгладить инцидент. А главный боцман мичман Титов долго кряхтел, сокрушаясь, что  пришлось оторвать на это дело от самой души несколько бочек с суриком и шаровой краской «для захребетников с равелина».

Недели через две, когда страсти на берегу поутихли, Валентин Петрович, дружески усмехнувшись, передал так и не подписанный приказ Павлу: «Сохраните для потомства, Павел Сергеевич. Пусть знают, каким орлом был их пращур!»

Тот катер РК-852-2 до ухода крейсера в Николаев в базу больше не посылали.

***

Докование прошло для экипажа без особого напряжения. За год подводная часть корабля фауной и флорой сколь-нибудь существенно обрасти не успела. ЧСЗ не составило труда провести попутный регламент придонных устройств и механизмов. После нанесения положенных слоёв спецкраски на днище «Киев» через неделю вывели из дока. Через пару дней стоянки на Угольной корабль вышел на внешний рейд, ещё через день уже крутился на стенде размагничивания близ мыса Маргопуло: проводились контрольные замеры параметров корабельных полей.

Здесь, на отшибе от главной базы, всё утопало в весенней зелени, аромате цветов и степных трав. Острый запах чабреца и полыни, заполонивших прилегающее пространство крымского берега, при попутном ветре свободно достигал полётной палубы. Только здесь удалось, наконец, осмотреться после почти двухмесячной суеты, оглянуться и понять, что время предварительной подготовки к переходу на Север истекло.

Здесь же стало известно, что по болезни из плавсостава списан командир БЧ-5 капитан 2 ранга Бильман. На временно исполняющего его обязанности командира дивизиона движения капитана 3 ранга Кононенко срочно готовили представление к назначению на эту ответственную, ключевую для корабля должность. По общей численности личного состава БЧ-5 «Киева» составляла едва ли не треть экипажа – около  500 человек!

Многих поразила реакция главкома на это отнюдь не рядовое для корабля, но по службе в чём-то заурядное событие. Его личным приказом в самое короткое время были строжайше наказаны главный медик и главный кадровик КЧФ. Поговаривали, что по «Киеву» Сергей Георгиевич после этого случая издал отдельное распоряжение. Теперь, конечно, для КСФ. Руководству и кадрам Северного флота предписывалось ни под каким предлогом офицеров «Киева» с корабля не перемещать. До особого указания.

Никто, конечно, такого документа «живьём» не видел. Но факт есть факт – первая значительная группа офицеров ушла с крейсера на повышение или на учёбу только в конце 1977 года. Крейсер к тому времени был введен в первую линию кораблей постоянной готовности и приступил к подготовке на первую, уже как «северянин»,  боевую службу.

Марьян Францевич оставил на корабле хорошую память. Он досконально знал корабль. И не только как командир БЧ-5, но и как корабел. Сдать ему зачёт на допуск к самостоятельному управлению заведованием для прибывшего новичка было чем-то средним между «крайне сложно» и «невозможно». Он же, как представитель первой волны первого экипажа (1972 г. – начало 1973 г.), ещё до назначения Соколова командиром корабля нередко разруливал текущие вопросы, организовывал быт, учёбу прибывающего пополнения. Многие офицеры и мичманы второй, самой многочисленной волны (1973 г.), не только механики, но и БЧ-2, БЧ-4, РТС - обязаны ему счастьем или несчастьем службы на первом советском авианосце: в 1973 году он возглавлял работу по подбору кадров для «Киева» непосредственно на кораблях КЧФ. Для третьей волны офицеров первого экипажа (1974-1975 г.г.), совсем немногочисленной, он представлял собой одну из самых авторитетных фигур корабельного руководства.





КОРАБЕЛЬНЫЙ ХРОНОГРАФ





08.04.76 г.  Севастополь. Позавчера бросили «яшку»* в 162-й точке. Экстренно занялся поисками жилья. Семейство прибывает в Севастополь через неделю.

14.04.76 г.  Удалось снять комнату в 2-х комнатной квартире на «Лётчиках»*. Помогли наши ребята из местных: кто советом, а кто и адресом. Хозяйка - Евгения Григорьевна, военно-морская вдова, одинокая пенсионерка.

21.04.76 г.  На последнем выходе очередной прокол «базальтовцев»: опять  рвутся стартовики. В остальном - плаваем, боремся за сход на берег, опять плаваем и опять боремся за сход. Как выражается инженер смежной группы «старый капитан» Юра Городничий: «Никаких условий для написания диссертаций».

23.04.76 г. Проверка корабля штабом КЧФ, совмещённая с очередным показом корабля каким-то генералам из Москвы. Невольно позавидуешь «минчанам», проходящим у нас стажировку: график почти свободный, замыкаются непосредственно на своего кэпа Гоки*, как они его именуют (неплохой, кстати, мужик). Отсюда масса возможностей поближе познакомиться с городом-героем. Лёнька при нём выполняет обязанности помощника командира по снабжению,  поэтому на «Киеве» я его практически не вижу.

29.04.76 г. У нас новый министр обороны – Д.Ф. Устинов.

18.05.06 г. Северный док. Минусы известные – гальюн за полкилометра от «калитки» и жуткая ВОХРа на проходной, готовая стрелять, если что не так (почти не шучу). Плюс только один, но немалый – железобетонный сход с корабля. Чуть ли не в первый раз в Севастополе уволили в город и личный состав. Петя Ких, недавно вернувшийся из отпуска, «окучивал» меня всю пятницу: на увольнение записывали только лучших из лучших.

24.05.76 г. Вводная – готовиться к работе с офицерами Северного флота, прибывающими на корабль. Цель – передача «Киева» по материально-технической части с баланса ЧФ на баланс СФ. Что с ними делать - непонятно. Возглавляет группу капитан 1 ранга Скворцов.

08.06.76 г. После известия, что к полётом с палубы допущено 6 строевых летчиков, выходов в море стало заметно меньше. Без конца идут авральные работы. Грузится боезапас, продовольствие, какие-то шмотки. С Толей Фоновым*, Володей Бабкиным** и их подопечными личный состав боевых частей и наша РТС, можно сказать,  надолго не расстаются.

17.06.76 г. На двух коротких выходах в море сдавали вторую курсовую задачу. Замечаний много, зачёт предполагается по результатам их устранения. В группе и дивизионе – без замечаний!

21.06.76 г. Вчера «минчане» пригласили меня с семейством на дружеский пикник. Дикий пляж в сторону мыса Херсонес, море, шашлычок, «пивнячок» - здорово! Правда, вечером нам с Анютой крепко влетело от бабы Жени, как зовёт Евгению Григорьевну наш Сашок: ребёнок обгорел, весь день без отдыха и т.д. Очень привязалась к сынуле наша хозяйка. Да и он к ней. Не разлей вода.

29.06.76 г. Угольная. Ажиотаж у каюты Пети Брагиша***, который он же и создал. Раздаёт направо и налево предметы обмундирования, освобождая склад под северное вещевое довольствие. Организованно поменяли ленточки для бескозырок срочной службе с ЧФ на СФ.

06.07.76 г.  Второй день продолжается смотр крейсера командующим, штабом КЧФ. Со стороны, но очень внимательно, за этим наблюдают штабисты с Севера. Все они со 170-й бригады противолодочных кораблей  Атлантической эскадры, к которой «Киев», как я понял, будет приписан.

10.07.76 г.  Все на борту. Паровая проба. Проверка готовности техники к переходу на Север.

12.07.76 г.  Вернулся с последнего перед выходом в море схода. Зайчата мои 20-го уезжают к тёще в Вологду. Их проводит на «Жигуленке» Сергей, племянник Евгении Григорьевны. Мне же надо готовиться к заступлению дежурным по низам. С месяц уже, как Руденко повысил меня в иерархии корабельной  ДВС.

14.07.76 г.  Который день идут переселения, связанные с тем, что с нами на переход идёт масса прикомандированных. Нашу с Игорем каюту «помоха» сдал двум капразам из Питера. Игорёк упорхнул к Боре Кононенко, а мне предложено составить компанию некоему Васе Егорову, каплею какого-то хитрого НИИ из Подмосковья.

17.07.76 г. Вчера в 16.00 снялись с якоря, начали движение. Поздно вечером встали на якорь у мыса Калиакра (Болгария). Сегодня стояночный день. Вчера в ночь «дал шороху» капитан Вронский из БЧ-6. Приняв как следует «на грудь», не столько для храбрости, сколько для дела, старина ломанулся в ходовую рубку, предварительно выяснив, что Волобуев именно там. И без обиняков доложил адмиралу, что служить на Севере у него нет ни желания, ни сил. Сегодня утром его переправили на эсминец сопровождения, убывающий в Севастополь. Как бы то ни было, это честный и сильный поступок капитана от авиации…

Все остальные завтра приглашаются форсировать Черноморские проливы!

***

На крейсере давно ждали прибытия представителей Северного флота. Но их появление на борту, состоявшееся в последней декаде мая, прошло буднично и для экипажа почти незаметно. Северный флот проявил максимум деликатности по отношению к Черноморскому. В передаче крейсера, которую от КЧФ возглавлял штаб флота, «северяне» были представлены на уровне бригады. Акт передачи, подписанный от КЧФ первым заместителем командующего КЧФ вице-адмиралом Самойловым, от КСФ был подписан командиром 170-й бригады противолодочных кораблей капитаном 1 ранга Скворцовым. С небольшой группой офицеров бригады, составивших на переходе походный штаб, комбриг с Атлантической эскадры выполнил сопутствующие формальности быстро и без какого-либо ажиотажа.

15 июня этот документ, завизированный командующим КСФ адмиралом флота Егоровым, был утвержден главкомом. С этого дня противолодочный крейсер с авиационным вооружением «Киев» стал кораблем Краснознаменного Северного флота!

Что перед бригадой стоит сложнейшая задача, Евгений Александрович Скворцов понял еще в октябре 1975 года во время ознакомительной поездки на «Киев». Крейсер тогда произвёл на него исключительно сильное впечатление. Как профессио­нальный моряк, он высоко оценил навигационные и боевые возможности авианосца. Но понял и главное - тактика боевого применения этого совершенно необычного для ВМФ корабля пока представляет собой чистое поле, которое предстоит пахать и пахать. «С морскими вопросами, конечно, справимся. Главное – изучить и освоить вопросы управления авиацией», - так он мыслил, формулируя первоначально поставлен­ную для себя и штаба задачу. Ему было совершенно ясно, что прибытие на флот корабля такого ранга придаст не только бригаде, но и эскадре совершенно другое качество. Вне всякого сомнения, к авианосцу будет приковано внимание не только флотского командования, но и главкома лично. А без досконального знания корабля говорить о его освоении просто безрассудно.

Именно эта установка легла в основу плана работы походного штаба Скворцова на период подготовки и перехода «Киева» на Северный флот.

 

Тем временем подготовка крейсера к дальнему плаванию перешла в заключительную фазу. Обозначился позитивный перелом в газодинамических испытаниях комплекса УРО «Базальт», длящихся уже около двух месяцев.

Шаг за шагом, от пуска к пуску методом проб и ошибок комплекс учили стрелять. В районе пусковых контейнеров комплекса П-500 заменили краски палубных поверхностей на негорючие. Этим был устранён эффект возгорания корабельных конструкций при стартах крылатых ракет. Так и эдак меняли порядок пуска ракет и варианты организации стрельбы. Однако убийственный для промышленности эффект блокирования запуска маршевых двигателей ракет очередного залпа предыдущим преодолеть не удавалось. Над ЧСЗ, Невским ПКБ, ЦКБ Машиностроения из подмосковного Реутова и кораблем нависла угроза срыва сроков второго этапа государственных испытаний. Это были тяжелейшие для промышленности дни…

Нервы начали сдавать у всех. Очередные неудачные пуски стали заканчиваться острыми стычками между главным ответственным сдатчиком корабля Винником и его главным конструктором Мариничем. Последний, как судопроектант, являлся ответственным за ком­поновку комплекса крылатых ракет на крейсере. При них почти безотлучно пребывали представители ракетной фирмы Челомея в ранге заместителя главного конструктора комплекса «Базальт» Герчика и Ленинградского ЦНИИ «Гранит» в ранге главного конструктора системы управления УРО «Аргон» Червякова. Оба, как правило, пребывали в состоянии мрачной сосредоточенности.

От неудачи к неудаче участники испытаний стали склоняться к тому, что корабль придётся кардинально переделывать: резать и смещать надстройку, обеспечивая надёжную зал­повую стрельбу крылатыми ракетами. Ведь речь шла о главном ударном оружии корабля!

Найденное, в конце концов, решение оказалось невероятным по простоте. Первые пуски ракет должны выполняться из задних контейнеров, размещенных у надстройки. Именно в тех местах, где глохли их двигате­ли, и откуда стрельба казалась, на первый взгляд, вообще невозможной. А потом стрелять остальными.

Это был прорыв! Но предстояла серьёзная работа по изменению идеологии пуска и всей алгоритмической начинки «Аргона».

Две недели в ЦНИИ «Гранит» велись круглосуточные работы: дорабатывались программы и электриче­ские схемы предстартовой подготовки. Затем, с подобной же интенсивностью, работы были продолжены на корабле. Пришлось прокладывать новые кабельные трассы, дорабатывать программно-аппаратная часть «Аргона».

Почти курьёзный случай закрыл эту отнюдь не второстепенную проблему. Военное представительство при ЧСЗ было чрезвычайно обеспокоено кардинальной переделкой системы управления УРО. Видимо, его специалисты не были уверены в возможности завершить доработки до начала перехода на Север. И справедливо полагали, что может пострадать работоспособность сопрягаемых с «Базальтом» оружия и электроники крейсера. А он с 28 декабря 1975 года был собственностью ВМФ. Об этом начальнику военной приёмки капитану 1 ранга Новикову удалось доложить лично главкому ВМФ, прибывшему в Севастополь. Выслушав доклад, Горшков, скрывая улыбку, коротко резюмировал: «Сами сломают, сами и исправят». Он, конечно, был в курсе всех зигзагов и нюансов «базальтовской» эпопеи.

***

Как-то неожиданно выяснилось, что всё оружие Як-36М создавалась и испытывалась по сухопутным стандартам. В этой связи срочные дополнительны проверки были проведены в реальных условиях на внешнем рейде 11 и 12 июня. Серийный Як-36М в полном боевом снаряжении был подвергнут воздействию морского тумана, влажности, корабельных электромагнитных полей и СВЧ—излучений корабельных РЛС по специальной программе. К счастью, результаты подтвердили готовность штурмовика и его оружия к морскому плаванию.

Ещё в мае 279-й ОКШАП вышел на завершающий этап подготовки лётчиков и техники к выполнению задач с палубы крейсера. На эту основную задачу авиаполка, как и на корабль, накладывалась подготовка к перебазированию техники и оборудования с авиабазы в Саках на аэродром ВВС КСФ «Североморск-3». По этой причине штурмовики на борту «Киева» к концу июня стали ощущать себя в большей степени дома, чем на береговом аэродроме. Тогда же походная авиационная «обойма» крейсера сформировалась окончательно. К шести штурмовикам полка (пять Як-36М и одна «спарка» Як-36МУ) присоединилось десять противолодочных вертолётов Ка-25. 23 июня в Крым под руководством командира авиагруппы майора Бурцева прибыла с Севера 4-я эскадрилья 830-го вертолетного полка ВВС КСФ.

До конца июня «Киев» на нескольких морских выходах успешно сдал вторую курсовую задачу и отдельные элементы третьей. Этим подтверждалась его готовность к решению задач перехода и боевой службы. В те дни экипажу была зачитана поздравительная телеграмма Командующего Северным флотом. В ней адмирал Егоров поздравлял личный состав с включением крейсера в состав кораблей Северного флота, желал успешного решения задач плавания и заверял, что флот не только ждёт, но и обеспечит «Киев» всем необходимым.

***

Корабль переживал пик «чемоданных» настроений. Офицеры и мичманы, из числа имеющих севастопольские корни, собирали справки и документы для бронирования оставляемого жилья. Таких было немного. Чуть больше было очередников на севастопольские квартиры. Абсолютное большинство составляли те, которым терять было совершенно нечего. С учётом северных перспектив и те, и другие, и третьи строили планы грядущего обустройства в Заполярье. Ходили слухи, что «киевский» дом в Североморске построен и скоро будет готов для заселения. Но все понимали - дом тот не резиновый, а найти какое-то жилье в небольшом заполярном городке задача не из лёгких.

…Игорь был самым решительным образом выбит и из этой колеи. В один из стояночных дней корабельный почтальон вручил ему телеграмму. Он не сразу понял, от кого она, и о чём речь. Обрубленные телеграфные штампы-слова никак не выстраивались в смысловой ряд. Но два из них, нет, три – «Ялта», «обнимаю» и «Полина» - рванули его счастливым озарением: эту телеграмму он ждал, быть может, всю свою жизнь!

Через час Игорь был в Артиллерийской бухте. А еще через час рейсовая «Комета» несла его заочно знакомым маршрутом вдоль южного берега Крыма. Он не замечал романтических красот по левому борту, сосредоточившись только на том, что ожидало его впереди.

Разбитной ялтинский таксист без раскачки «въехал» в поставленную «командиром» задачу. И, спустя самое короткое время, Игорь уже энергично прочесывал лабиринты парка Чаир, на территории которого затерялся пансионат «Сосновая роща». Штурманское чутье не подвело. Быстро нашелся нужный корпус. Почти удовлетворенно зафиксировав традиционное в подобных местах объявление «Мест нет», он решительно направился к преисполненному неизъяснимой важности администратору.

К счастью, объяснять неприступному клерку суть вопроса не понадобилось. В вестибюль ввалилась шумная группа отдыхающих. Непроизвольно обернувшись, Игорь с провалившимся куда-то сердцем сразу увидел в толпе её, свою Полину!

А она не сразу поняла суть происходящего. Секунда-другая потребовались ей, чтобы, соединяя образы того, московского, и этого, совсем незнакомого Игоря, сделать шаг ему навстречу.

Это была потрясающая пара: блестящий статный морской офицер и хрупкая, загорелая девушка, будто сошедшая с обложки журнала «Советский экран»! Они стояли друг против друга, нерешительно взявшись за руки, и к её ногам медленно опадали роскошные алые розы…

В тот же вечер Игорь был представлен родителям Полины, с которыми она отдыхала в пансионате. Отец её оказался довольно крупным военачальником из Генштаба в солидных генеральских чинах. Это, конечно, поначалу смущало Игоря. Но «старик» оказался вполне свойским мужиком. В нём каким-то непостижимым образом уживались почти солдафонская прямота, сознание своей значимости и доброжелательность. Ни он, ни мать Полины не вмешивались в её личную жизнь. Они были уверены в самостоятельности дочери.

Две недели пролетели как сон. Игорь не высыпался, разрываясь между Севастополем и Ялтой, Полиной и кораблем. И это было для него самым счастливым временем!

Накануне возвращения семейства Полины в Москву ему удалось организовать её поездку в закрытый для иногородних Севастополь. Завершая знакомство гостьи с городом, он попросил пожилого таксиста спуститься от Малахова кургана к Севастопольской бухте.

Из остановленной у выезда к Угольной машины они поднялись по крутому склону балки к месту, с которого «Киев» был виден, как на ладони.

- Вот, лапочка моя, тот, который скоро унесёт меня на Север, - представил Игорь свой крейсер.

- Здорово, - восхищенно выдохнула Полина. - Теперь понятно, почему ты почти ничего не рассказывал мне о нём. Рассказывать бесполезно. Это нужно видеть.

После короткой паузы она осторожно тронула Игоря за локоть:

- Но ты ведь мне не только это хотел сказать?

- Да, - помолчав, согласился он, - но не знаю, как это сделать. Ведь и Севастополь далеко не Москва, а Североморск даже не Севастополь… Я бы хотел предложить тебе, как в старину говорили, руку и сердце, но боюсь оказаться смешным или непонятым.

- Дурашка, ты не учитываешь одно важное обстоятельство. Мой папа не всегда был генералом, а мы не всегда жили в Москве. И я очень хочу, чтобы ты повторил то, которое «как в старину говорили».

- Поленька, - зарывшись носом в ее тёмно-русые волосы, задыхаясь, прошептал он, - будь моей женой. Но я не знаю, честное слово не знаю, что всех нас ждет на Севере…

***

Седьмого июля находящемуся в Крыму главкому было доложено о готовности «Киева» к плаванию. К этому времени уже было известно его решение о назначении старшим на переход вице-адмирала Волобуева и начальником походного штаба капитана 1 ранга Скворцова. Старшим авиационным начальником на переход назначался заместитель командующего авиацией Северного флота генерал-майор авиации Потапов, его помощником – представитель штаба авиации полковник Логачёв.

На следующий день Горшков провел личный инструктаж по проходу крейсером Черноморских проливов, задачам плавания и следованию по маршруту перехода. Персональные установки на этот счёт получило руководство перехода и командир корабля капитан 1 ранга Соколов. Особе внимание обращалось на ожидаемое в плавании повышенное внимание к кораблю со стороны флотов НАТО, а также на возможность различного рода провокаций. «Будьте ко всему готовы. Не забывайте, в ваших руках новая визитная карточка ВМФ и его будущий флагман!» - подвёл итог Сергей Георгиевич.

 

Оставшиеся до выхода дни были до краёв наполнены проверками, перепроверками и всё более томительным ожиданием. Вновь и вновь убеждались в том, что всё в порядке. Только никак не удавалось подвести черту под списком прикомандированных, прибывающих на межфлотский переход  «Киева». У всех стремящихся попасть на переход были предписания, подписанные минимум на уровне управлений Главного штаба ВМФ. И лишь адмирал Волобуев железной рукой закрыл этот вопрос. За три дня до выхода.

16 июля корабль снялся с якоря и взял курс на юго-запад. Начался переход противолодочного крейсера с авиационным вооружением «Киев» на Северный флот. На борту было 6 штурмовиков Як-36М, 10 противолодочных вертолётов Ка-25, боекомплект и запасы, доведённые до полных норм. С экипажем, лётным составом и командованием на переход от ВМФ, ВВС и промышленности вышла не очень большая по сравнению с периодом испытаний группа офицеров и специалистов. Их задачей была регистрации реальных возможностей корабля и, если потребуется, техническая или иная помощь. Последнее относилось преимущественно к авиационному комплексу. Среди первых лиц, ответственных за лётную практику Як-36М в походе, от авиации ВМФ был генерал Павлов, от Московского машиностроительного завода «Скорость» заместитель главного конструктора Власов и лётчик-испытатель полковник Хомяков. Личным указанием главкома на переход был взят и недавно назначенный командиром ПКР «Минск» капитан 1 ранга Гокинаев. Его задачей было получение допуска к самостоятельному управлению крейсером и несению ходовой командирской вахты.

Поздним вечером корабль неожиданно для многих встал на якорь у побережья Народной Республики Болгария. Далеко не всем было известно, что проливы для прохождения «Киева» заказаны у Турции на 18 июля. В вахтенном журнале была сделана запись: «16 июля. 22.45. Мыс Калиакрия, Ш=…, Д=…, отдан правый якорь».

К утру с полётной палубы стал виден высокий обрывистый берег без признаков жизни. В плотной дымке по корме едва просматривался эсминец «Находчивый» проекта 56, находящийся в охранении. После построения и подъёма военно-морского флага был объявлен стояночный день, предусмотренный планом перехода. В этом был несомненный практический смысл. Корабль мог в спокойной обстановке отрешиться от треволнений и забот последнего времени, сосредоточиться на поставленных задачах и переключиться на походный режим. Дикое и пустынное место вдали от родных берегов вполне этому способствовало.

 

 

 

Вперёд

Назад

НАВИГАЦИЯ



*  - защитное сетевое плавучее заграждение между насыпными молами Севастопольской бухты

*  - в то время командир БЧ-1, капитан 3 ранга Удовица Александр Ильич

*  - флотский сленг:  шутливый эквивалент звания капитан 3 ранга

*  - Ленинградский гидрометеорологический институт

*  - город на севере Астраханской области

*  - Бекирбаев Керим Бекирович - первый заместитель генерального конструктора ОКБ по самолёту Як-38

*  - пульт корабельной громкоговорящей связи

*  - Главное политическое управление

*  - тот визит состоялся в марте 1974 г. на ЧСЗ. Министр обороны и сопровождающий его Главнокомандующий ВМФ тогда ознакомились с ходом строительства крейсера «Киев»

* - «Кречет» - шифр проекта 1143 противолодочных крейсеров с авиационным вооружением (с 1977 г. ТАКР)

* - третий авианесущий крейсер по планам ВМФ должен был называться «Баку», но на этапе утверждения решения о его строительстве по инициативе А.А. Гречко и С.Г. Горшкова кораблю было присвоено имя «Новороссийск»

* - адмирал флота Г.М. Егоров, в то время Командующий КСФ

* - крупные корабли выходили в те времена на заводские испытания под флагом ВМФ, который вручался накануне выхода с завода представителем командования флота. Забавно, что на некоторых кораблях днём подъёма Военно-морского флага числили день ввода его в боевой состав флота

*  - микрорайон Николаева

*  - старший лейтенант, командир группы 2-го дивизиона РТС

*  - капитан-лейтенант, инженер ЭВТ 1-го дивизиона РТС

*  - старший лейтенант, командир группы 1-го дивизиона РТС

*  - старший лейтенант, инженер ЭВТ группы 1-го дивизиона РТС

* - капитан 3 ранга Дятковский Василий Александрович, командир БЧ-3

* - два выходных дня, совпадающие со свободной (сходной) сменой офицеров и мичманов корабля. Например, с вечера пятницы до обеда воскресенья

*  - пристань в Южной бухте

*  - ныне курортный поселок на берегу Черного моря в нескольких километрах к северу от Севастополя

* - чугунные тумбы, установленные на береговой причальной стенке, на которые с корабля заводятся швартовные концы

*  - в то время глава Министерства внутренних дел СССР

*  - в то время председатель Комитета государственно безопасности

* - «подгодок» – в негласной корабельной иерархии матросов и старшин того времени лицо по третьему году срочной службы, до увольнения в запас которого остаётся от года до 6 месяцев

*  - нарукавная повязка дежурной службы из трех полос: синей, белой и синей, что соответствует во флажном семафоре букве «Р» («рцы» в ВМФ)

* - вытягивание отпускного маршрута до Владивостока добавляло к отпуску 15 суток

*  - сленг: встали на якорь

*  - разговорное название одного из микрорайонов Севастополя

*  - в то время капитан 1 ранга Гокинаев Виктор Александрович

*      - офицер по снабжению, старший лейтенант

**     -  старшина продовольственной команды, мичман

***    - старшина команды вещевого довольствия службы снабжения крейсера «Киев», мичман










Рейтинг@Mail.ru