Часть вторая

 

ОКЕАНСКАЯ ВАХТА

 

Звёзды и тернии

омительное ожидание закончилось 20 декабря. После докладов командных пунктов боевых частей о готовности к бою и походу в 11.00 прозвучал сигнал аврала: «Киев» снимался с бочки. Бридель, громыхнув по направляющему жёлобу правого клюза, хлестанул взлохмаченный ветрами залив и корабль, медленно разворачиваясь под парами носовой машины, пошёл вперед. «Поехали, - по-гагарински констатировал командир и, обернувшись к вахтенному офицеру, коротко распорядился: - Обе вперёд малый!»

Огни Североморска поползли влево и вскоре потерялись в снеговых зарядах за кормой. Крейсер увеличил ход и, огибая Сальный, устремился на выход в Баренцево море. Видимость оставляла желать лучшего. Но зелёный глаз навигационного локатора педантично рисовал желтоватым зрачком-развёрткой радиолокационную картину береговой черты, навигационных ориентиров и подвижных объектов. Впереди по курсу светилась отметка большого противолодочного корабля «Адмирал Исаченков». С ним «Киеву» предстояло делить нечастые радости и обычные для дальнего плавания тяготы и лишения. За перегородкой, отделяющей переднюю часть ходовой рубки от рабочей штурманской зоны, индикатор БИУС высвечивал на цифровом табло: курс 7 градусов, скорость – 12 узлов.

Слева по борту, отважно подминая короткую злую волну, навстречу крейсеру шёл ПСК. Похоже, из дальних морских гарнизонов в Полярный или Североморск. Небосвод колыхала тяжёлая серая муть рваного снежного покрывала. В ней к юго-востоку время от времени приоткрывалась едва заметная светлая полоска над сопками. Солнцу здесь ещё месяц пробиваться к линии горизонта.

У выхода из Кольского залива ветер заметно усилился. Но Он был рад, что океан вновь открывает Ему свои объятия. Не будем забывать, Он был просто до неприличия молод, полон сил и желания заявить о себе на бескрайних морских просторах. Его цистерны были под завязку наполнены топливом и водой. В погребах – снаряд к снаряду, ракета к ракете – полный боекомплект, включая специальные боеприпасы. В ангаре и на ВПП прочно ошвартованы 10 штурмовиков и 16 вертолётов смешанного авиакрыла!

Аттестат зрелости

За поворотными буями свирепое дыхание Арктики гоняло по гребням волн водяную пыль, перемешанную с позёмкой. «Ого, - подумал Он, - старпом не зря суетился, проверяя штормовые крепления и терроризируя экипаж с задраиванием люков и дверей внешнего контура!»

«Исаченков» ушёл вперед. И Ему, опробовав штормовую волну, стало немного тревожно за боевого товарища. Ведь тот был в разы меньше по водоизмещению! Метеопост непрерывно докладывал обстановку по погоде. Ветер над палубой в порывах достигал 25-30 метров в секунду. На этом волнении разбитые Его форштевнем водяные валы взмывали вверх неисчислимыми брызгами, легко достигая 40-метровой высоты смотровых окон - иллюминаторов ходовой рубки. Его крылатый якорь неохотно закивал стихии, как бы ускоряя потоки поднятой на борт воды, сгоняя их с обходных мостиков и верхней палубы к корме. Чехлы и сложенные лопасти укреплённых на технических позициях вертолётов хлестало и мотало так, что, казалось, ещё немного и винтокрылые машины сорвёт с полётной палубы и унесёт за борт. Но Он был спокоен, зная по штормовым испытаниям 1976 года, что встречная волна больше пугает, чем вредит.

Так прошли первые сутки похода.

Отряд кораблей упрямо взбирался навстречу ветру курсом на северо-запад. Ближе к рубежу Нордкап – Медвежий маршрут движения отряда должен был уйти влево, в сторону побережья Норвегии. Однако обширный циклон, охвативший Баренцево и Норвежское моря, медленно смещался на восток, в сторону Новой Земли. Ветер, постепенно меняя направление, набрал ураганную силу. И теперь кораблям, удерживая генеральный курс, приходилось маневрировать, подворачивая то вправо, то влево. Их местоположение всё больше отклонялось от проложенного маршрута.

Температура за бортом медленно падала. В 12.15 с «Исаченкова» поступил тревожный доклад: «Надстройка и антенные посты навигационных РЛС покрываются наледью!» Комбриг задумался. В гремучей смеси жестокого 9-балльного шторма и морозной полярной ночи разумных альтернатив не просматривалось. Нажав тангенту микрофона оперативной связи, он как можно сдержанней распорядился: «Командиру «Исаченкова». Следовать курсом строго на ветер. Если потребуется, снижайте ход. РЛС выключить. Обстановку принимать от флагмана по сети БИП. Улучшения погоды в ближайшие часы не ожидается. Сохраняйте спокойствие. Командование отряда верит в вас. Комбриг».

Евгений Александрович устало откинулся на спинку командирского кресла. Новый старпом «Киева» ещё не получил допуска к самостоятельному управлению крейсером. Поэтому командирскую вахту они, чередуясь, несли с Соколовым. Для него, североморца с лейтенантских лет, в этом штормовании не было ничего нового или необычного. Однако годы брали своё. В таких вот экстремальных ситуациях он стал быстрее уставать, и только врождённое чувство ответственности всегда удерживало его в форме.

Он хорошо знал, что на БПК сейчас куда тяжелее, чем на авианосце. И потому внутренне подсмеивался над прикомандированными журналистами «Красной Звезды» и флотской газеты «На страже Заполярья», поднявшимися на ходовой мостик. Он понимал их почти мистический ужас, когда корпус великана «Киева» на смешанной качке* начинал похрустывать или под напором стихии мелко вздрагивать и трястись, проседая между океанскими валами. И не сомневался, что авиаторы-штурмовики, подверженные тем же страхам, запомнят это штормовое крещение на всю жизнь. Обычное дело - уже в следующем походе все они будут рассматривать подобные передряги как досадное недоразумение, отрывающее их от привычных дел.

 

В 16.00 комбрига в ходовой рубке сменил командир. И тут же ожила громкоговорящая связь:

- Ходовая, ПЭЖ!

- Есть ходовая!

- Вышел из строя масляный насос на второй линии вала носовой машины!

- Предложения?

- Для устранения поломки застопорить ход.

- Есть! Командиру БЧ-5 позвонить командиру корабля в ходовую!

Через минуту Кононенко докладывал Соколову из носового машинно-котельного отделения: «Масляный насос вводится в строй, но для этой работы потребуются рассоединение линии вала, проверка ведущих подшипников и не менее часа времени». Выдержав паузу, Борис Григорьевич добавил: «Вахтенному машинисту-турбинисту, пытавшемуся предотвратить неисправность, оторвало два пальца на правой руке. Матрос отправлен в санчасть».

В 19.00 работы в носовой машине были закончены и корабли дали ход. К этому времени ураган вновь начал набирать силу. Ветер в порывах достигал 50 метров в секунду! Корабли бросало и мотало в ревущей тьме. И, казалось, этому не будет конца. Наверное, на десятки, если не на сотни миль окрест, в море не было ни одного корабля или судна…

Так прошла беспокойная ночь, потом день и ещё ночь. Измотанный качкой личный состав, стиснув зубы, нёс ходовую вахту, чтобы, передав её через 4 часа очередной смене, вернуться к вожделенным «люлям»* в кубриках и каютах. Но и здесь облегчения не наступало. Отсюда тянуло на свежий воздух или хотя бы поближе к миделю*, где качка ощущалась  меньше.

Даже неугомонный пёс Боцман приуныл, хотя на аппетит по-прежнему не жаловался. В кубрике боцкоманды, куда его пришлось переселить еще до выхода на БС, было не развернуться. Устроившись на сплетённом для него коврике под пожарным кранцем*, он беспокойно спал или «помогал» дневальному, безошибочно узнавая своих и облаивая чужих. Не забывая о своей миске, он глухо рычал, когда она начинала «уползать» от него по палубе. И скандалил, если его долго не провожали «до ветру» в помещение швартовно-якорных механизмов на третьей палубе. Здесь для этих нужд для него было на время оборудовано специальное место.

А в полупустых столовых и кают-компаниях укачанные в хлам бачковые* и вестовые четыре раза в день с затравленным взглядом стекленеющих на пиках качки глаз обслуживали поредевшие ряды едоков, не подверженных морской болезни. Уж эти-то счастливчики могли сейчас порезвиться за столом и за себя, и за тех, у кого один только вид пищи вызывал мучительные приступы тошноты. Но, как бы то ни было, именно эти моряки от природы-матушки вселяли во всех оптимизм и веру в то, что рано или поздно всё образуется!

…На четвёртые сутки похода шторм стал терять убойную силу. За считанные часы скорость ветра упала почти наполовину. И это сразу почувствовали не только на «Киеве», но и на «Исаченкове». 25 декабря, когда корабли пересекли линию полярного круга, чернильно-чёрную многослойную облачность у края горизонта на мгновение прострелил нестерпимо яркий после сумрака полярной ночи луч солнца!

Первичный осмотр кораблей, проведенный по указанию комбрига, дал не очень приятные, особенно для «Исаченкова», результаты. БПК, вследствие обледенения надстройки, вторые сутки шёл с креном на правый борт до 10-15 градусов. С антенными постами навигационных РЛС ясности не было. Значительная их часть была покрыта толстым слоем льда. Но самое неприятное заключалось в том, что были затоплены шкиперские кладовые. В них почти под завязку был загружен картофель.

Много лет спустя ветеран БПК «Адмирал Исаченков», а позже и ТАКР «Киев», Михаил Робертович Готовчиц вспомнит об этом так:

 

«…Запас продуктов делался как на продолжительную БС. Поэтому его распихивали куда только возможно. В частности, в ахтерпик загрузили картошку. Когда люк в этом помещении штормовой волной подорвало, оно оказалось полностью затопленным.

Здесь же было штатное место хранения некой «штучки» под названием БОКА-ДУ*, которую «румыны» как следует по-штормовому не закрепили. И эта вот «штучка» по причине своей нулевой плавучести на океанской качке стала бодро метаться по ахтерпику, разбивая сетки и мешки с картошкой, а заодно и паровые грелки, размещённые здесь. Когда же, наконец, шторм поутих и был открыт люк в ахтерпик, присутствующие во главе со старпомом были «приятно» поражены: столько картофельного пюре, сваренного прямо в мешковине, да с аппетитным запахом, никто в жизни никогда не видел!»

 

Таким образом, одна из самых востребованных частей провианта БПК «Адмирал Исаченков» штормом была, по существу, уничтожена. «Киев» тоже пострадал: кормовая часть барказа-единички была разбита и снесена штормовой волной. На баке по левому борту было вырвано несколько леерных стоек.

***

Доклады о выходе из полосы шторма и повреждениях кораблей ушли на Север и в Москву. До входа в зону учебных боевых действий оставалось больше суток. За это время корабли устранили поломки на верхней палубе, тщательно проверили состояние оружия и технических средств.

Еще в штормовом море начались облёты отряда базовой патрульной авиацией НАТО. В основном это были норвежские «Орионы». Несколько дней  на границе зрительной видимости маячил норвежский же сторожевик. Ближе к Фарерским островам ему на смену прибыл английский фрегат «Солсбери». К этому времени в ходе тренировочных полётов вертолётов авиакомплекс ТАКР был всесторонне проверен. Предстояло зачётное учение с ПЛ Северного флота.

Комбригу было известно, что это многоцелевая атомная подлодка с аналогичным «Киеву» комплексом УРО «Базальт» и мощным противолодочным вооружением. Она будет осуществлять дальнее противолодочное охранение крейсера в Атлантике и на Средиземном море. Отряд кораблей в свою очередь будет обеспечивать её скрытность. В частности, при форсировании Гибралтара.

Учение было успешно проведено 26-28 декабря на широтах севернее Шотландии. Первичный контакт с ПЛ был установлен ГАС «Орион» ТАКР «Киев». По плану учения лодка была передана для слежения группе корабельных противолодочных вертолётов. На «Киеве» героями дня стали гидроакустики старшина 2 статьи Сирхаев и матрос Куликов. У вертолётчиков отличился лейтенант Шилкин. Его вертолёт не только уверенно принял контакт с субмариной, но и условно поразил подводную цель по команде с ФКП крейсера.

Сутки спустя на имя комбрига Скворцова из Москвы поступила шифровка. В ней сообщалось о решении вернуть БПК «Адмирал Исаченков» в Североморск и замене его черноморским БПК «Керчь». Через час штаб 5-й эскадры подтвердил выдвижение этого корабля навстречу «Киеву». Смена кораблей охранения должна была состояться 30 декабря.

 

Следом за вертолётчиками начал подготовку к полётам авиаполк. Штурмовики, прошедшие первичный регламент в ангаре, были подняты на ВПП. На них поочерёдно проводилась гонка двигателей. С появлением на палубе самолётов заметно активизировался английский фрегат. Для британских ВМС наверняка не было безразличным всё, что связано с Як-38. Уже был спущен на воду лёгкий авианосец «Инвинсибл», который будет иметь на борту 6 СВВП «Си Харриер» и 12 вертолётов. Новый английский многоцелевой палубный самолёт уже подошел к этапу лётно-технических испытаний.

«Солсбери» заходил то справа, то слева по корме, не обращая внимания на поднятые «Киевом» флажные сигналы предупреждения об опасном маневрировании. С приподнятого над бортом шкафута фрегата шустрые ребята в униформе без знаков различия усердно вели фото- и киносъемку. Из-за горизонта вынырнул патрульный «Нимрод» и долго-долго кружил над ордером. То набирая высоту, то опускаясь на предельно малые высоты, эта реактивная машина на совершенно нереактивных скоростях выполняла какую-то важную работу. А «Киев», выставив сопровождающий «Исаченков» подальше в кормовые курсовые углы, невозмутимо шёл почти строго на юг.

Ему, кажется, становилось понятно, что самолёт пытается обнаружить хотя бы косвенные признаки присутствия ПЛ, с которой Он недавно так хорошо поработал. «Ищите-ищите,- внутренне усмехнулся Он. И завершил мысль словами из толстенного фолианта, в который недавно заглянул из любопытства в одной из кают глазами флаг-РЭП походного штаба капитана 3 ранга Гульбинскаса (слегка, правда, их переиначив): - Очень полезно искать чёрную кошку в  тёмной комнате, особенно, если её там нет». Через комбрига Он знал, что лодка давно затерялась в океанских просторах, и Его встреча с ней теперь состоится без установления связи юго-восточнее португальского мыса Сен-Винсент у входа в проливную зону Гибралтара.

Он был рад вернуться в мир противостояния флотов, с законами и правилами которого познакомился без малого полтора года назад. В прошедшее время с экипажем и штабами Он набирался знаний, опыта и эрудиции. Теперь Ему было известно, что за американскими авианосцами, как и за Ним, ведётся слежение нашими кораблями. Что наши моряки и лётчики при этом также не всегда стесняются в выборе средств решения поставленных задач. Что инциденты, время от времени имеющие место в этом противостоянии, рассматриваются специальной комиссией из представителей ВМФ СССР и ВМС США.

Ему было известно, что для вывода из строя в угрожаемый период, к примеру, атомного гиганта-авианосца «Нимиц», достаточно хорошего пожара на полётной палубе от прямого попадания единственной бомбы или ракеты. Но ничуть не сомневался, что Его-то крылатые и зенитные ракеты подобную угрозу бесспорно способны предотвратить. Понятно, что слежение кораблей и авиации вероятного противника - штука не совсем приятная. Однако для Его штурмовиков, стартующих с любого пятачка ВПП, артиллерии, даже противолодочного оружия - все эти «хвосты» лёгкая добыча!

С этими мыслями Он проводил за горизонт фрегат «Солсбери», на смену которому уже подошёл французский эсминец «Де Грасс». Грядущий предновогодний день обещал быть насыщенным самыми разнообразными делами.

 

По левому борту рябил невысокой волной Бискайский залив. Низкое серое небо, казалось, вот-вот прольётся на палубы кораблей мелким моросящим дождём. Однако атмосферное давление медленно росло. Ка-25, поднятый на разведку погоды, вернулся с обнадёживающей вестью: облачность впереди по курсу медленно поднимается и становится менее плотной.

ВПП и технические позиции готовились к приёму штурмовиков из ангара. Предстояли первые на этой БС полёты Як-38. Их целью была проверка самолётов и восстановление лётчиков 279-го ОКШАП после более чем месячного перерыва.

В классе предполётной подготовки подполковник Ратненко ставил подчиненным задачу. Слева от него задумчиво раскачивался в кресле руководитель полётов майор Миронов. Накануне он узнал от командира корабля, с которым находился в дружеских отношениях, что «в верхах» подготовлено решение о включении группы офицеров управления полётами авиации в корабельный штат. Слухи об этом ходили давно. Теперь же, ясно, лично ему придётся подумать – что лучше: врастать в корабельное железо, пусть даже в роли заместителя командира по авиации (ещё как сказать, есть, как оказалось, и другие кандидатуры), или остаться в подчинении штаба авиации КСФ. И в том, и в другом случаях придётся поработать локтями… «Впрочем, - подумал Виктор Иванович, - будет день – будет пища». Его деятельная, харизматическая натура подвигала к решению вопросов любой сложности или срочности  по мере их поступления…

Рядом с Ратненко у разборного переносного стола за ходом инструктажа наблюдал заместитель командующего авиацией КСФ генерал-майор авиации Потапов. Как и на переходе 1976 года, он выполнял функции старшего авиационного начальника.

До начала полётов было ещё несколько часов.

Ближе к полудню для вертолёта-спасателя, дежурившего на носовой взлётно-посадочной площадке «С», появилось экстренное задание. На подходящей к отряду северян «Керчи» не удалось прооперировать старшего лейтенанта Щербакова с острым приступом аппендицита. Офицера со вскрытой брюшной полостью нужно было срочно доставить на «Киев». Здесь медслужба располагала отлично оборудованной операционной и весьма приличным штатом врачей различного профиля - от терапевта до стоматолога. Когда вертолёт с дежурными санитарами поднялся в воздух, «киевский» врач-хирург старший лейтенант медслужбы Мастрюков уже готовился к операции. Вот как об этом эпизоде вспомнит тот сражённый приступом аппендицита старший лейтенант, ныне капитан 1 ранга в отставке Леонид Михайлович Щербаков:

 

«Я в то время служил секретарём парткома на БПК «Керчь», который выходил  из Средиземного моря в Бискайский залив для встречи с «Киевом». Эпизод с моей операцией был упомянут в статье популярной в народе центральной газеты «Труд» под заголовком «Океанская вахта «Киева». Статья вызвала большие волнения у моего отца, постоянного подписчика «Труда», когда он прочитал строки: «…Опытные хирурги крейсера спасли жизнь старшему лейтенанту Щербакову».

Работая на судостроительном заводе им. 61 коммунара в Николаеве, он обратился к директору завода с просьбой уточнить обстоятельства этого спасения. Тот в свою очередь обратился к командующему Черноморским флотом адмиралу Ховрину с аналогичной просьбой. Естественно, в Средиземку на корабль полетела телеграмма с приказанием срочно доложить, что произошло и почему не было доклада? А вскоре о подробностях (по обратной цепочке) узнали и мои взволнованные родители.

С благодарностью вспоминаю в первую очередь персонал медицинской службы крейсера и других офицеров этого корабля (В.Ю. Чернова, В.А. Щербакова, Е.И. Табачникова), которые  опекали меня во время реабилитационного периода на «Киеве».

 

Французский эсминец отряду особо не досаждал. Пристроившись к ТАКР по корме на удалении 20 кабельтов, он спокойно следовал в строю ордера. И только его юркий вертолётик «Алуэтт» сновал по ордеру, то удаляясь, то нависая почти над палубами кораблей своей этажерочной конструкцией с выпуклым прозрачным колпаком кабины пилота.

Около 13.00 в зоне радиолокационной видимости появился большой противолодочный корабль «Керчь».

В ВМФ с давних пор живёт традиция встреч и прощаний кораблей в океанских плаваниях. Этот трогательный и по-флотски красивый обычай всегда наполняет сердца моряков радостью встречи с соотечественниками, успевшими хлебнуть океанского лиха или только что прибывшими с далёкой Родины. В таких случаях командиры всегда стараются торжественно разойтись борт в борт, выстроив экипажи и приветствуя визави звуками корабельного оркестра, горна, склянок или, на худой конец, протяжным гудком.

Так было и на этот раз. Встречали «Керчь», совсем не чужой «Киеву» корабль, а провожать готовились свой североморский «Адмирал Исаченков». Штормовая Арктика безжалостно перевернула планы этого корабля с ног на голову. Его команда, конечно же, не была в восторге от преждевременного возвращения в базу. Но такова была реальность…

«Керчь» с выстроенным по борту личным составом прошла под звуки оркестра «Киева» совсем рядом со спонсоном. Моряки, не дожидаясь команд, махали друг другу бескозырками, а на обходных мостиках застыли в воинском приветствии командиры кораблей. Затем, изгибая кильватерный след, посланец 5-й эскадры подвернул к «Исаченкову», чтобы, сравнявшись с ним, повторить церемонию и занять назначенное в строю место.

А по флагману уже неслась команда: «Корабль к полётам приготовить!»

 

Первой из ангара подняли и сразу установили на кормовую стартовую позицию спарку с бортовым номером «07». И тут же над «Киевом» со свистом пронёсся истребитель-бомбардировщик «Мираж» с опознавательными знаками ВВС Франции.  Он сделал над отрядом несколько галсов, имитируя атаки кораблей. Полный боекомплект авиабомб и ракет на пилонах под крыльями как бы предупреждал – я здесь хозяин! Впрочем, его устрашающий вид и рёв двигателей мало кого впечатлил. Это были будни БС.

«Якам» предстояла гонка двигателей, «висение», позволяющее лётчикам почувствовать самолёт на взлёте-посадке, а также учебно-тренировочные полёты «по коробочке».

Для первого раза  все прошло довольно гладко. Когда к вылету готовился первый Як-38, по левому борту уже давно стрекотал вертолёт-спасатель Ка-25. У кормового подъёмника немного бестолково сновал обеспечивающий техперсонал БЧ-6 и авиаполка. Тягачи убирались поближе к надстройке, а гордость командира БЧ-6 - ярко-красная «итальянка-пожарница» «Сильвани» - капризно чихала, не желая заводиться. Среди этого делового беспорядка озабоченно прикидывали выигрышные места для фотосъёмок журналисты из Москвы. Истекал десятый день их пребывания на борту, а интересных фотографий корабля и авиации у них всё ещё не было - в основном мешала погода: то шторм, то пасмурно, то дождь.

В конце концов, всё встало на свои места. За лётную смену было выполнено 10 самолётовылетов. С подполковником Ратненко, майорами Едушем и Кондратьевым небо Атлантики опробовала группа молодых лётчиков. На разборе полётов все со смехом вспоминали забавный эпизод учебной воздушной атаки командиром авиаполка французского эсминца. Не ожидавший подвоха «супостат», когда на него из низкой облачности спикировал, оглушая грохотом и запахом отработанного керосина Як-38, от неожиданности выпустил из трубы клуб дыма и резко отвернул от ТАКР. «Оказывается, приступы «медвежьей» болезни, - шутили лётчики, - случаются не только у людей, но и у кораблей!»

Это был очень важный для авиаполка день. Лётчики проверили свои силы и в готовность техники. Ведь несколько дней спустя нагрузка на них должна возрасти многократно. Пока же комбриг по трансляции поздравил штурмовиков с успешным почином. Чуть позже по ЗАС поступило поздравление от командующего авиацией КСФ генерал-лейтенанта авиации Ручкова.

Завершая рабочий день, дежурный вертолёт с экстренно собранной на «Киеве» почтой вылетел на «Исаченков». БПК уже был готов лечь на обратный курс в Североморск. Мешок с письмами  моряков и авиаторов ТАКР был бережно передан в надёжные руки. Эти весточки дойдут до далёких почтовых ящиков на берегу не так скоро. Теперь уже в новом 1978 году…

***

Штиль. Где-то далеко по левому борту просыпалась предновогодняя Испания. По корме расплывался в дымке силуэт БПК «Керчь». А вокруг водной гладью без единой морщинки золотилась Атлантика. За бортом - почти летнее тепло. И никаких примет близкого Нового года - морозца, запаха еловых веток, праздничной суеты….

Будь человеком, Он бы мог подумать: «Так вот куда уходит лето!», но как корабль - избегал лирических сентенций. Важнее было то, что с выравниванием забортных и внутренних температур Его ГЭУ, при прочих равных с Севером условиях, стала ощущать заметно меньшую нагрузку. И это было важно для корабельного здоровья. Правда, какие-то непривычные проникновения воздуха и влаги в тело Его надстройки иногда сигналили, что, дескать, не всё в порядке. Но Он не всегда замечал эти сигналы, а со временем просто перестал обращать на них внимание.

Ещё с вечера самолёты и вертолёты спустили с ВПП в ангар. На технических позициях оставили только четыре вертолёта, заботливо укрытые чехлами.

Большая приборка в тот день проводилась с большим, чем обычно, тщанием. Вместе со старпомом Он придирчиво принимал у старших на объектах вымытые до блеска коридоры, вентиляторные помещения, кубрики, каюты, заведования на баке, шкафуте и полётной палубе. После обеда и адмиральского часа экипаж был построен на митинг по случаю очередной Его годовщины. В будний день 28 декабря на это не было времени: завершалась работа с подлодкой, было прохладно и сыро.

На построении по большому сбору был зачитан праздничный приказ. Особо отличившиеся в штормовые дни и на противолодочном учении были отмечены благодарностями, почётными грамотами. Нескольким офицерам были вручены ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах» 3-й степени. На 18-узловом ходу встречный ветер упруго трепал ленточки матросских бескозырок, военно-морской флаг и брейд-вымпел комбрига под гафелем*…

После обеда, разогревая предновогодний ажиотаж, активисты украшали кубрики, столовые и кают-компании, репетировали номера праздничного концерта. Из обычных для субботы мероприятий оставалась только баня, терявшая в предновогодней кутерьме свою привлекательность. К тому же и пресной воды на неё оставалось, можно сказать, в обрез.

Вообще-то Он не любил праздников. Они выбивали из колеи, отрывали от размеренного хода службы. Но сегодня был особый случай: первый для экипажа Новый год вдали от родных берегов, на боевой службе! Он понимал, что людям, как и Ему, время от времени требуются отдых и разрядка, снимающие напряжение. Поэтому не противился общим настроениям и весь остаток дня без устали менял сопровождаемых, места пребывания, маршруты передвижения.

Повсеместно царило приподнятое настроение. Кубрики личного состава украшались серпантином, снежинками, вырезанными из бумаги, и прочей новогодней мишурой. В боевых частях вывешивались новогодние стенгазеты и боевые листки на злобу дня.

На верхней палубе, ближе к носовой части надстройки, деловые и нахрапистые «аварийщики»* заканчивали установку елки. А вокруг неё уже сновали с гирляндами, лентами и игрушками собранные по боевым частям энтузиасты под руководством нового начальника клуба лейтенанта Чумина…

На сходе с третьей палубы в ангар капитан Бакшеев из БЧ-6 распекал одного из своих подчинённых - мичмана Добынду. Тот, похоже, действительно успел «причаститься» в своих не поддающихся контролю со стороны руководства «закромах». Переминаясь с ноги на ногу, мичман источал оптимизм, луково-чесночный аромат и жизнеутверждающе всё отрицал: «Товарищ капитан, да чтобы я, да в такой день!»…

А в помещении кормовых швартовных устройств по правому борту наспех перекуривали рабочие по камбузу №3. Рядом с обрезом для окурков стоял лагун из-под пищевых отходов. Судя по разговору, оба были «карасями»*, отчего разговор их крутился вокруг унылых, приземлённых тем притеснений и обид, чинимых ближними, дальними начальниками и, разумеется, «годками»*. О «гражданке» думать им было еще рановато, поэтому предел предновогодних чаяний в их представлении выглядел предельно просто: «Вот, когда я стану «годком…»

«Большой зам» в который раз за день собрал в помещении комитета комсомола всех своих помощников. Политработникам предстоял не самый спокойный вечер. За десять минут инструктажа Бородавкин раз двадцать произнёс в различных наклонениях мобилизующее слово «контроль»…

Генерал-майор Потапов, полковник Логачёв и подполковник Ратненко обходили каюты авиаторов. Для каждого лётчика и техника авиационной службы находилось тёплое слово, праздничное напутствие. Было заметно, что все они вполне успешно осваиваются с корабельным бытом…

В оперативной рубке комбриг кратко напутствовал собранный походный штаб: «Поближе к подопечным! Новый год – новым годом, а корабль на боевой службе!»…

Командир корабля, посматривая в окна-иллюминаторы ходовой рубки, думал о чём-то своём, поудобнее устроившись в командирском кресле. Обстановка не была сложной. Плавание шло в штатном режиме…

 

Когда стемнело, на верхней палубе у ёлки начался новогодний концерт. Компенсируя встречный ветер, крейсер лёг на курс 320 градусов и уменьшил ход до 10 узлов.

Благодарные зрители восторженно приветствовали Деда Мороза, Снегурочку, владыку морей и океанов Нептуна со свитой «чудищ морских». Особой популярностью в этой ряженой компании пользовалась, конечно же, Снегурочка в исполнении старшего матроса Ишутина из РТС. Незамысловатые репризы, музыкальные номера в исполнении самодеятельных артистов принимались исключительно на бис.

…Неугомонный «Алуэтт» с французского «Де Грасса», подмигивая красным сигнальным огнём, до глубоких сумерек жужжал неподалёку, зависая время от времени рядом со спонсоном крейсера. Трудно сказать, о чём думал его летчик, какие чувства испытывал. То ли дивился этим непредсказуемым русским, затеявшим новогоднее веселье в океанских просторах, то ли досадовал, что по их вине сейчас приходится торчать  здесь вместо того, чтобы готовить устриц и выставлять на новогодний стол шампанское в родном Бресте.

…К половине двенадцатого офицеров и мичманов пригласили в кают-компании на праздничный чай. А ближе к полуночи весь личный состав, за исключением ходовой вахты, собрался по столовым для встречи Нового года.

Когда стрелки часов сравнялись с «нулями», с обходных мостиков взмыли сигнальные ракеты. Их рассыпающиеся трассы сносило к корме, за которой уходил в историю прошедший 1977 год с его радостями и горестями, победами и неудачами. А форштевень «Киева» уже резал волну  в начавшем отсчёт новом 1978 году.

Всем хотелось верить, что впереди – только хорошее!

***

Игорь передал штурманскую прокладку новичку БЧ-1 лейтенанту Иванову и спустился в каюту. Через приоткрытый иллюминатор доносился шум волны, проносящейся вдоль борта где-то внизу. На откинутой крышке секретера рядом с декоративной пепельницей в виде рваного башмака соседствовала вместительная папка технической документации, из которой выглядывало несколько схем-полотнищ. «Опять Пашка совершенствовал ремонтную подготовку, - хмыкнул он. Затем, отодвинув папку подальше, присел к столу и, перефразируя дежурный прикол тестя, с лёгким сарказмом подумал: «Второй день нового года на исходе, а у нас ещё ни в одном глазу».

Прошедший на ногах и в дерготне день давал о себе знать. Поколебавшись, Игорь перебрался на диванчик и, не раздеваясь, прилёг. Последние события, перемешиваясь между собой, крутились в голове и медленно гасли, расплываясь и теряя остроту. Прикрыв глаза, он попытался отключиться от набившей оскомину бесконечной текучки. И тут же вспомнил, что  пятого января годовщина их с Поленькой свадьбы.

…Это был сказочный для него год, наполненный каким-то особенным смыслом. Он словно пил из живительного источника, захлебываясь и боясь куда-то не успеть, опоздать. Наверное, перемены в нём были заметны окружающим, но это его не волновало. И только одна заноза время от времени больно саднила, напоминая о себе: в минуты особой близости он шептал своей женульке, что очень хотел бы доченьку, и чтобы она была похожа на нее, Поленьку. И всегда получал полусерьёзный ответ, что им еще годик-другой надо подождать. Когда, например, их семейный очаг будет под более надёжным кровом, когда по вечерам он сможет таскать свою дочку на руках, водить в детский садик и вообще…

Почему-то ему особенно досаждало это «и вообще…», но их семейный корабль был прочен и устойчив. Они жили душа в душу, торопясь в своё временное жилище после службы или работы как на праздник. В Североморске для Полины нашлась в доме офицеров флота должность методиста. Летом, когда от Витальки Пономарёва пришло известие, что тот остаётся продолжать службу в Питере, деловитая драгоценная половина Игоря свершила невозможное. Через женсовет корабля и политотдел эскадры ей удалось переоформить на Игоря освободившуюся квартиру.

 

…Трели звонков аврала, казалось, поднимут мёртвого. «Киев» становился на якорь в 17 милях севернее городка Эль-Хосейма, раскинувшегося на марокканском побережье средиземного моря Альборан. Здесь, в нейтральных водах, ВМФ СССР облюбовал относительно спокойное место для якорной стоянки своих кораблей. Сюда они заворачивали после прохода Гибралтара или на пути к нему для пополнения запасов, мелкого ремонта и кратковременного отдыха экипажей. У моряков для этого места было совсем короткое название – точка 64.

КОРАБЕЛЬНЫЙ ХРОНОГРАФ

22.12.77 г. Штормуем, передвигаясь на запад от о. Медвежий, норовя носом на волну. «Супостата» не видно. Все сидят в базах и на аэродромах. От неумеренной качки побаливает голова. Заснуть сложно. На килевой качке то ноги задирает  к подволоку*, то голову тащит к палубе. Скверно. На вахте все хрустят ржаными сухариками.

25.12.77 г. Первый день почти без качки. Считаем потери. Говорят, волной грохнуло правый барказ. Пока не видел.

27.12.77 г. Демонстрировали с Володей Денисенко* наведение противолодочного вертолёта на ПЛ по «Дивергенту»*. Кажется, майор-наведенец от авиации и флаг-ПЛО походного штаба кап-три Коц так ничего и не поняли. Дал им инвентарные номера техописания. Потом прогулялся с ними же к лейтенанту – командиру Ка-25, подтвердившему наведение по радиолинии.

29.12.77 г. Широты Франции. Завтра «Исаченков» возвращается на Север. До сих пор, как объявил комбриг, у БПК сохраняется небольшой крен на правый борт. На подходе «Керчь», уже прошедшая Гибралтар.

30.12.77 г.  В составе группы офицеров с «Керчи» прибыл вертолётом Володя Науменко. Невероятно приятная встреча! А вообще-то он хорошо сообразил «соорудить» её под предлогом согласования таблиц условных сигналов для радиолинии БИУС.

01.01.78 г.  Половина первого новогодней ночи: Ш = 41°39,’3 N;  Д = 11°37’ W.

03.01.78 г. Сдал вахту в БИЦ. Час ночи. Днём проскочили Гибралтар. К «нулям» встали на якорь в 64-й точке. Наверху +18° С, южная ночь. В точке для меня сюрприз – БПК «Петропавловск» и, следовательно, ещё один мой однокашник по училищу - Валера Максимов. Да, тесен мир!

06.01.78 г. Вчера под тем же предлогом, что и Володя, слетал на Ка-25 в гости к Валерке. Это первая для «Петропавловска» БС. 28 декабря их сразу после прохода Черноморских проливов неожиданно «кинули» к Гибралтару. Теперь ясно зачем.

07.01.78 г.  Тунисский пролив. Курс в Ионическое море. Все дни полёты Як-38. Плюс авральные работы по подготовке корабля к покраске. Ожидается передислокация на ТАКР штаба 5-й эскадры. Говорят, при их вселении всегда «море крови».

11.01.78 г. Эс-Салум, точка 52. По пути сюда и «Яки» полетали, и Ка-25, и с лодкой поработали, и даже с «Нимицем» немного «зацепились». Здесь весьма «многолюдно»: с нами и ПКР «Москва», и до 15 вымпелов. 10 дней у нас стоянка с ППР.

13.01.78 г. Ветер. Покраска борта. Старпом подставил вместо себя провести занятие с курсантами-выпускниками ВВМУ. Повезло ребятам с корабельной практикой: и шторм тебе, и БС, и задач громадьё. Всем проставил зачёты. Пусть побездельничают, как и наша курсантская группа на БПК «Сообразительный» пять лет назад.

15.01.78 г.  Красимся, сдаём и пересдаём К-1. «Караулит» всё это благолепие американский фрегат «Труэтт», как-то странно себя ведущий. Погода восхитительная, при желании можно загорать.

17.01.78 г. Отправляется в Союз госпитальное судно «Кубань». Вчера пересадили на неё через танкерок «Бузулук» всех прикомандированных и мешок с нашими письмами. Три моих конверта рядом с внушительной кипой  Игоря смотрелись как-то несолидно.

21.01.78 г.  Заканчиваем ППР и на днях уходим «гонять» НАТОвские лодки. Эскадра на борт крейсера так и не заселилась. Пока ограничивается летучими проверками. Наблюдал рыбную ловлю с юта Славой Костыговым. Трофеи – 2 приличных катранчика и какая-то мелочь. Говорят, акулята хороши в вяленом виде к пиву, но немного горчат.

25.01.78 г. В составе КПУГ с «Керчью» движемся в сторону Мальтийского пролива. Третий день полёты авиации и попутный поиск ПЛ.

29.01.78 г. Тирренское море. Около пяти часов держали и гоняли ПЛ, предположительно американский стратег. Поисковая операция продолжается.

***

Из обрывков политических новостей, принятых по радио, следовало, что в Каир для переговоров с египетским лидером Анваром Садатом прибывает американский президент Джимми Картер. Сведущий слушатель мог сделать вывод – Египет, которому СССР построил Асуанскую ГЭС, перевооружил и обучил армию и флот, помог в отражении израильской агрессии, очистил Суэцкий канал от мин – закрепляет свой уход в сферу влияния США. Молодые режимы Ливии и Алжира предпочитают держаться с Москвой на дистанции, не очень раздражающей американцев. Югославия ещё со сталинских времён шла своим путём. И только Сирия сохраняла на средиземноморье традиционно дружеские отношения с СССР.

Стало фактом - Средиземноморской эскадре ВМФ самое время сосредоточиться на решении задач обеспечения безопасности собственной страны. В частности, по предотвращению угрозы ядерного удара по СССР с подводных ракетоносцев США из акватории Средиземного моря. Понятно, задачи сдерживания ударных сил НАТО в их попытках решать региональные политические проблемы военными средствами с эскадры также не снимались.

На кораблях кого-то при этом смущало многократное численное превосходство флотов Запада, близость к их морским коммуникациям береговых аэродромов, плотное кольцо военно-морских баз. Кто-то смотрел на это философски, кто-то не хотел замечать принципиально. Но во всех жила неистребимая убеждённость, уходящая корнями в традиции времён Ушакова и Суворова, - бьют не числом, а умением. А случится непоправимое - стоять до конца, насмерть. Как стояли старшие братья, отцы и деды под Москвой, в Сталинграде, на Сапун-горе. Поэтому здесь, на ближневосточном изломе холодной войны, хотя и поутихшей после жёсткого противостояния флотов СССР и США в 1967-1974 годах, ТАКР «Киев» ждали. Морякам виделся в нём символ обновления и растущей мощи эскадры.

 

…Раннее утро. На «Киеве» время московское, поэтому вокруг ещё густая темень. Блекнущие звёзды и якорные огни стоящих неподалёку кораблей несколько разнообразят ночной пейзаж. Идёт смена вахты, осуществляемая «по-якорному», то есть по нечётным часам с обычным четырехчасовым интервалом. Заступивший вахтенный офицер капитан-лейтенант Муллер из БЧ-2 на всякий случай «встряхивает» БИЦ:

- БИЦ, ходовая!

- Есть БИЦ!

- Доложите надводную обстановку!

- Есть!

После короткой паузы динамик пульта КГС «Лиственница», пошелестев передаваемым в БИЦ из рук в руки микрофоном, отзывается хорошо поставленным голосом капитан-лейтенанта Лубяко:

пеленг 75, дистанция 24* – БПК «Керчь»,

пеленг 126, дистанция 21 – танкер «Борис Чиликин»,

пеленг 171, дистанция 73 – цель неопознанная, групповая, в составе четырех, малоподвижная, предположительно местные рыбаки,

пеленг 271, дистанция 34 – БПК «Петропавловск»,

пеленг 283, дистанция 15 – английский фрегат «Уитби»,

пеленг 337, дистанция 37 – испанский фрегат «Альмиранте Феррандис».

Муллер сверил данные с записью в вахтенном журнале, сделанной его предшественником, и удовлетворённо качнул головой. Потом прошёлся по пустынной ходовой рубке и, не закрывая двери, вышел на левый обходной мостик. По ВПП в луче прожектора неторопливо двигался в сторону рубки дежурного по полётной палубе строй сменившейся вахты ПДСС. Каски, автоматы, подсумки с автоматными рожками… Часы показывали 7.20. «Через 10 минут побудка и подъём экипажа», - подумал он и вернулся в ходовую рубку.

В журнале распоряжений по вахте, раскрытом на откидном столике, кривилась угловатая запись, сделанная рукой старпома:

9.00 – экстренное приготовление корабля к бою и походу.

11.00 – заправка на ходу от танкера «Борис Чиликин». Планируется принять 3800 т мазута, 300 т воды котельной, 200 т воды питьевой. Продовольствие – по накладной  Матершова.

15.30 – полёты Як-38.

Накануне до офицерского состава корабля был доведён план боевой подготовки на ближайшие дни. Предстоял переход в залив Эс-Салум, на котором планировались:

- полёты Як-38 в обеспечение ввода в строй лётчиков-новичков авиаполка;

- отработка тактической схемы нанесения ракетно-штурмового удара по оперативному соединению 6-го флота США во главе с атомным авианосцем «Нимиц»^*;

- обеспечение учений подлодок КСФ, несущих боевую службу в оперативном подчинении 5-й эскадры, а также полёты Ка-25 в порядке отработки задач ПЛО.

Помимо того «Киев» должен был сдать походному штабу первую курсовую задачу, а также подготовиться к покраске внешнего борта и надстройки.

 

Резкий, как хлыстом по нервам, сигнал: «Боевая тревога! Корабль экстренно к бою и походу приготовить!» А вскоре за ним - дробный стук по палубам и трапам матросских прогаров*, хлопанье дверей, лязг задраек, отрывистые команды и доклады:

- Проверка колоколов громкого боя…

- Проверка машинных телеграфов…

- Поданы питание и холод на все потребители…

Наконец, после дачи машинами пробных оборотов:

- Баковым на бак!

- Выключить якорные огни, включить ходовые!

- Гюйс спустить, флаг перенести!

Поехали!...

 

Вместе с «Киевом» с якорей снимались «Керчь», «Петропавловск» и «Борис Чиликин». За ними, спустя какое-то время, несомненно, последует «хвост» слежения. Район предстоящей работы находился к северо-востоку от 64-й точки.

Начало операции по заправке на ходу обозначал подход танкера к правому борту ТАКР с выравниванием скорости хода и фиксацией своей позиции. Потом на крейсер с него передадут и установят через регистраторы натяжения шлангов и тросов гибкие транспортные магистрали. По готовности начнется перекачка топлива и воды, а также подача и приём в спецконтейнерах для сухих грузов мяса, муки, круп, овощей и фруктов.

К этому времени к правому борту танкера подойдёт второй корабль, выполняя аналогичную последовательность действий. Последним к корме танкера зайдёт третий заправляющийся корабль. Он будет принимать только топливо и воду.

Для танкера, как уравнителя в такой многозвенной цепи, основной задачей всё-таки является передача грузов. Однако, удерживая параметры собственного движения в допустимых пределах, он должен быть готовым немедленно прекратить работу и «обрубить» концы, «если что…»

В предстоящей операции только «Петропавловск»* был новичком, но и задача у него, как у замыкающего построение, была проще. Ему не потребуется контролировать боковые перемещения относительно танкера. А это, несомненно, наиболее сложный в исполнении элемент совместных действий при заправке на ходу.

В те годы ВМФ уже не только освоил, но и широко практиковал этот уникальный способ пополнения запасов в океанской зоне. Со стороны, особенно с воздуха, филигранные, отточенные в исполнении действия советских кораблей представляли собой эффектное, незабываемое зрелище! Силы слежения во время таких заправок, отдавая должное их профессиональной сложности и красоте, как правило, держались на разумных дистанциях и воздерживались от провокационных манёвров.

***

К 15.00 заправка была закончена. Плавучий остров из движущихся клюз в клюз кораблей распадался, пропуская танкер вперёд и разворачиваясь на северо-запад. Когда «Борис Чиликин», набрав ход, растаял в кормовых курсовых углах, над отрядом со свистом пронеслась пара истребителей-бомбардировщиков «Хантер» с опознавательными знаками авиаэскадрильи английской военно-морской базы Гибралтар. «Проснулись, - добродушно усмехнулся комбриг, сменивший в ходовой рубке Соколова. -  Вахтенный офицер, объявляйте приготовление корабля к полётам!»

Накануне они долго беседовали с генералом Потаповым о предстоящих задачах авиаполка. Оба сходились на том, что лётная практика должна бы, помимо прочего, становиться основой тактики действий Як-38 в различных ситуациях плавания. Ведь условия боевой службы способствуют этому как нельзя лучше. Реальные угрозы кораблю с моря и воздуха, реальные воздушные и надводные цели, реальное отсутствие наземных и запасных аэродромов – это ли не школа для молодого ещё племени палубных лётчиков-штурмовиков!

…Когда спарка «07», отработав «висение», готовилась к учебно-боевому вылету, к кораблю устремился петлявший между кораблями ордера патрульный «Нимрод». В его сторону были выпущены две сигнальные ракеты, предупреждающие: «Произвожу полёты, не мешайте моим действиям!» Вряд ли самолёт обратит на них внимание. Но порядок есть порядок - противостояния холодной войны на море имели свои законы и правила.

Лётная смена прошла успешно. С учётом полётов на Атлантике, к её завершению практически все лётчики авиаполка имели по нескольку вылетов. На этот раз разнообразия в стандартные полёты «по коробочке» внесли учебные атаки по силам слежения. Майор Кондратьев «пугнул» назойливый «Нимрод», а капитан Митин подобным же образом атаковал появившийся над кораблями отряда «Орион» с опознавательными знаками авиабазы США в испанской Роте. К концу лётной смены старший лейтенант Бивзюк круто спикировал на английский фрегат «Уитби», который после такого приветствия счёл за благо отойти от ТАКР подальше. Досталось и испанскому «хвосту» отряда. Атаку на него имитировала тройка Як-38.

Как и на переходе 1976 года, штурмовики почти всегда летали без боезапаса. Время в полёте пока было значительно важнее всего остального. Но сам штурмовик, выходящий в атаку, несомненно, вызывал на атакуемом объекте не самые приятные ощущения. Вероятный противник к такому обращению с собой привыкнуть ещё не успел.

…Следующий день после возвращения в 64-ю точку был стояночным. С прицелом переселения на корабль штаба 5-й эскадры штабу походному сдавалась задача К-1. После обеда помощник командира «озадачивал» командиров БЧ по предстоящей покраске корабля и формированию из личного состава подразделений покрасочных бригад. Главный боцман ревизовал запасы шаровой краски и гонял «боцманят» с подготовкой беседок*, малярных принадлежностей, инструментов для этого немаловажного и не самого простого в условиях плавания  действа.

Вертолётная эскадрилья, пользуясь случаем, крутила по ближней зоне свои Ка-25 парами и четвёрками, добирая лётно-пилотажные нормы и тренируя молодёжь.

В ночь корабли отряда снялись с якорей и взяли курс на северо-восток. Предстояла очередная лётная смена Як-38.

 

Глубокой ночью пересекли гринвичский меридиан и, возвращаясь в восточное полушарие, хотя бы в этом отношении стали чуточку ближе к такому сейчас далёкому Дому. На третьей неделе плавания дела и заботы, оставшиеся на берегу, всё дальше отодвигались на задний план. Подстриженные «под ноль» головы экстремалов (поветрие перед выходом корабля  на БС, начало которому положил лично командир корабля) ещё не успели покрыться заметной растительностью. Это тоже был своеобразный барьер, отделяющий море от берега…

Прибавилось работы корабельной разведке. На ФКП был развёрнут пост дальней обстановки. Учебный встречный бой с авианосной группировкой вероятного противника начинался с установления электронного контакта с авианосцем «Нимиц» или, на худой конец, с кораблями его охранения.

С учётом ограничений по использованию вооружения в нейтральных водах эту задачу нельзя было отнести к тривиальным. Эскадра по условиям учения, установленным Главным штабом ВМФ, ничем помочь не могла. В отсутствие возможности использовать космический канал или морскую разведывательную авиацию рассчитывать приходилось только на свои силы - радиоразведку и вертолёт с аппаратурой целеуказания. Исходя из этого, ключевой фигурой на ТАКР становился «главный корабельный шаман» старший лейтенант Ястребов*. Его подчинённым совместно с личным составом группы целеуказания дивизиона УРО БЧ-2  предстояла напряжённая круглосуточная работа по установлению местонахождения «Нимица», а также отслеживанию его перемещений. К исходу первых суток удалось получить информацию, подтверждающую выход авианосца США из базы близ Неаполя в западную часть Ионического моря.

Как знать, возможно, и у американцев были подобные «Киеву» планы. Если так, задача для них выглядела значительно проще: крейсер был у НАТО как на ладони. В боевой обстановке здесь, на подходе к проливной зоне, его ждал неминуемый нокаут. И для этого потребовалось бы всего несколько часов. ТАКР в лучшем случае успел бы огрызнуться залпом своего «Базальта», да «положить» десяток-другой самолётов и противокорабельных ракет. Однако на угрожаемый период, как это значилось в оперативно-тактической преамбуле учения, расклад был совершенно иным. Всё зависело от боевой выучки, реакции на изменение ситуации, крепости нервов и множества других объективных и субъективных факторов. С командно-штабных высот конечным результатом такого встречного боя виделся срыв планов развязывания противником боевых действий или, в случае их внезапного начала, сопоставимый военный ущерб.

Для рядовых моряков и лётчиков крейсера эти высокие материи рассыпались на обычные действия по боевым и повседневным расписаниям. Кто-то обеспечивал плавание корабля и полёты, кто-то – применение оружия, а кто-то – жизнедеятельность тех и других. В конце концов, стратегия стратегией, а над палубой светило ласковое мирное солнце, где-то недалеко пряталась за горизонтом загадочная Сардиния, а голубые акварели средиземноморских небес так романтично смешивались в туманной дымке с пронзительной синевой моря!

 

Между тем уже второй день шли плановые полёты Як-38. Отработку техники пилотирования одиночными самолётами сменяли групповые вылеты пары штурмовиков в ближней зоне и на увеличенную дальность. Наконец-то, и у журналистов из Москвы появился реальный шанс выполнить своё основное задание – отснять крейсер и его авиацию, что называется, в деле, с моря и с воздуха. Их работу обеспечивали БПК «Керчь» и вертолёт-спасатель. А её результаты страна скоро увидит со страниц центральной прессы. На «Киев» уже первой почтой из Союза доставят и номер «Красной Звезды» со статьёй капитана 3 ранга Черкашина «Новогодние мили «Киева».

Разнообразия в будни БС неизменно добавляли всё новые контакты с силами слежения. Днём раньше уже с утра активнее обычного вели себя корабли и самолёты патрульной авиации НАТО. Среди них ближе к полудню, откуда ни возьмись, объявился французский вертолётик-этажерка «Алуэтт». Он долго сновал по ордеру, крутясь между кораблями отряда. Потом завис у кормового среза спонсона ТАКР, медленно смещаясь вперёд или пятясь назад. Его пилот, жонглируя буквально «на леерах» крейсера, с любопытством поглядывал на ВПП, где техники готовили очередной Як-38 к вылету. Улыбаясь, француз приветственно помахал им рукой и, набирая высоту, пошёл на удаление.

Когда в воздухе находился капитан Митин, рядом с «Киевом» пронеслась пара истребителей «Этандар» с ракетами класса «воздух-воздух» под крыльями. СКП отреагировал командой Митину «атаковать» их. После крутого разворота капитан уверенно вышел на кривую погони и шаг за шагом стал настигать самолёты, по дуге удалявшиеся от крейсера.

Замыкающий истребитель, почуяв неладное, заложил крутой вираж, уходя от преследования. Этот же маневр крыло в крыло повторил и Як-38, сравнявшийся с французом. Каждый лётчик стремился занять позицию, выгодную для атаки, и успех сопутствовал то одному, то другому. Однако в азарте противоборства оба слишком увлеклись. В какой-то миг дистанция между самолётами сократилась настолько, что столкновение казалось неизбежным… Но, к счастью, всё обошлось.

Результатом этого почти спортивного единоборства стал ничейный, в общем, результат. Он показал, что советский палубный СВВП способен противостоять в воздушном бою палубному истребителю классического типа. Пусть ограниченно в пространстве и во времени. Это было очень важно. Прежде всего, для лётчиков 279-го ОКШАП!

Позже радиоразведка доложила командованию отряда, что авианосец «Клемансо» французских ВМС производит полёты в западной части Балеарского моря. Таким образом, заочное знакомство «Киева» и «Клемансо», начавшееся в 1976 году, продолжалось…

На разборе полётов генерал Потапов выразил удовлетворение успешным восстановлением лётчиками практических навыков. Развивая его мысль, подполковник Ратненко счёл необходимым заметить, что воздушное лихачество молодых лётчиков, не имеющих достаточной практики на Як-38, может иметь печальные последствия. Точку в разгоревшихся дебатах поставил старший авиационный начальник: «Все наши успехи, ошибки и просчёты мы обсудим в самое ближайшее время на лётно-тактической конференции. Прошу готовиться. Надеюсь, все понимают, что, отправляя нас за тридевять земель, флот имел в виду не только тренировочные полёты авиаполка».

Продолжая разбор, по сложившейся традиции ругали авиационную боевую часть и радиотехническую службу. Представлявший БЧ-6 капитан Бакшеев не стал ввязываться в дискуссию со своим вечным оппонентом – инженером авиаполка. А начальнику РТС капитану 3 ранга Кирееву пришлось дать объяснение причин внезапного появления над кораблем французских истребителей. Он обратил внимание присутствующих на необъяснимое поначалу появление вертолёта «Алуэтт», своевременно, кстати, обнаруженного корабельной локацией. А также напомнил, что самолёты, наводимые на цель удалённым транслятором, могут уже с дистанций 250-300 километров до цели уходить на малые высоты. Тогда даже в беспомеховой обстановке обнаружить их можно лишь в самой ближней зоне.

***

Маршрут ТАКР, проложенный на карте учения, упирался в Мальтийский пролив. За Сицилией следовал крутой зигзаг – резко на северо-северо-восток в Ионическое море. Далее следовал такой же резкий поворот на юго-юго-восток, чтобы, в конце концов, выйти на генеральный курс следования к заливу Эс-Салум. К полудню отряд в сопровождении итальянского эсминца «Альпино» вписался в поток судов, следующих по оживлённой морской магистрали в центральную часть Средиземного моря.

За мысом Изола по корме крейсера медленно растаяли сиренево-сизые контуры побережья Сицилии. Корабли отряда перестроились из кильватерного строя в походный. По последним данным поста разведки, до «Нимица» оставалось менее 100 миль. Наступала решающая фаза учебного встречного морского боя – установление точных координат объектов ракетного удара в составе АУГ.

В 18.00 на доразведку был поднят вертолёт-целеуказатель. Следуя по заданному направлению, командир Ка-25 майор Опарин не торопился выходить на большие высоты. Это был опытный пилот, прошедший школу боевой службы на кораблях КСФ. Было понятно, что «светиться» раньше времени резона нет. Поэтому на достаточную для решения поставленной задачи высоту 3000 метров он начал подниматься, только получив доклад своего штурмана капитана Желудкова, что до расчётного места авианосца осталось 30 миль.

Несомненно, вертолёт  был обнаружен, как только заработал его бортовой локатор. И буквально в считанные минуты винтокрылая машина «Киева» была атакована «Фантомами»* с авианосца. Один из них проскочил прямо под ней. Однако дело было сделано: радиолокационный портрет ордера «противника» уже был принят командным пунктом предстартовой подготовки УРО на ТАКР!

Это ставило победную точку в первой части учения. Второй его этап - нанесение ракетно-штурмового удара - должен был состояться через два дня. «Нимиц» для этого теперь был не нужен. Его будет имитировать корабль слежения за авианосцем от 5-й эскадры.

А Опарина и Желудкова на «Киеве» товарищи по вертолётной эскадрилье встретят как героев дня. У застывшего на палубе Ка-25 их успеет сфотографировать подоспевший журналист «Красной Звезды». И оба они, взмокшие в своих гидрокостюмах, всклокоченные, ещё не отошедшие от горячки полёта, будут немного растерянно улыбаться в ожидании, когда из объектива «вылетит птичка»…

 

Весь следующий воскресный день «Киев» и приданная ему подлодка отрабатывали действия по курсу задач совместного плавания. С полной нагрузкой работали гидроакустики и противолодочный расчёт ТАКР. Ближе к полудню на смену итальянскому эсминцу прибыл фрегат ВМС США «Мэнли». По данным оперативной разведки, этот корабль находился в составе сил охранения «Нимица». Таким образом, «Киев» также становился приоритетной мишенью авианосца. Впрочем, фрегат вёл себя спокойно, заняв позицию в кормовых курсовых углах на приличной дистанции.

В ходовой рубке вахтенный офицер капитан 3 ранга Денисов разруливал вопросы текущего управления кораблем. А командир, вполглаза контролируя обстановку, о чём-то беседовал с новым корабельным «комсомольцем»^* лейтенантом Кармановым. Ему чем-то импонировал этот молодой офицер. Может быть, не очень типичной для политработников тягой к «машинным телеграфам»^*?

…Стемнело, когда работа с лодкой была закончена. По распоряжению штаба «Керчь» должна была обеспечить её прикрытие при выходе из района совместной работы. На следующий день подводному ракетоносцу предстоял совместный с «Киевом» ракетный удар по авианосной группировке «синих».

Отвлекая внимание от «Керчи» и уводя фрегат США за собой, «Киев» отвернул влево. «Петропавловск» уходил на северо-запад. Распоряжением эскадры ему предстояло возвращение в центральную часть Средиземного моря. А «Керчь» продолжала следовать прежним курсом, прикрывая своими шумами подлодку.

 

Как бы в напоминание о том, что воскресенье на исходе, для свободных от вахты по кают-компаниям и столовым личного состава крутили кинофильмы. Для Него это был весьма насыщенный, но спокойный день. Экипаж, авиаторы, даже немногочисленные прикомандированные – все были при деле. А те, кто мог в этот вечер отдохнуть, думали больше о том, что впереди ещё несколько ходовых дней.

Он уже знал, что скоро и Ему дадут отдохнуть в знакомой по переходу 1976 года точке якорной стоянки 52. Ожидался как минимум недельный ППР, а главный боцман уже доложил «помохе», что всё готово к покраске бортов и надстройки. Само собой, среди кораблей эскадры Ему хотелось выглядеть лучшим! Честно говоря, Он тоже испытывал лёгкую усталость. Но это была почти приятная усталость молодого, здорового организма, уверенного в том, что завтра от неё не останется и следа.

Как обычно, в плавании в центре Его внимания были рули, винты, машины, энергоотсеки, замкнутые по управлению на ПЭЖ или ходовую рубку. Вот и сейчас, отработав очередной манёвр, Он удовлетворённо отметил, что по этим цепочкам всё в полном порядке. Помещение ходовой рубки подсвечивалось только репитерами многочисленных приборов управления. Из её полумрака за смотровыми окнами с трудом просматривался бак. Над ним сквозь разрывы облаков необычайно близко к горизонту мерцал ковш Большой Медведицы.

Слева, прислонясь к откидному столику, с командиром о чем-то тихо беседовал корреспондент «Красной Звезды». Сквозь шумовой фон силовых цепей и работающей электроники пробивались только отдельные обрывки фраз. Но разговор казался интересным, и Он переключил внимание на столичного гостя, в глазах которого командир был этаким лихим атаманом: смени пилотку на папаху – вылитый Стенька Разин.

Нить разговора незаметно уходила от способов заварки чая и особенностей навигации в проливных зонах к семейному положению Юрия Георгиевича, его отношению к службе и личным пристрастиям. Этот корреспондент мог расположить к себе и разговорить собеседника!

Так Ему стало известно, что родом командир из яицких казаков, что у него есть дочь, которая обучается в столице Украины какой-то музыкальной профессии. Узнал, что ещё командиром эсминца «Пламенный» Соколов участвовал в слежении за американским авианосцем «Форрестол» и вряд ли мог помыслить тогда, что будет командовать кораблём подобного класса. Сначала Он немного обиделся, услышав, что от назначения на «Киев» командир отказывался трижды. Но, поразмыслив, не стал осуждать. Было бы хуже, если согласился сразу, но оказался не в состоянии вдохнуть в Него жизнь, поставить на ноги и вывести на боевую службу!

 

За ночь так и не распогодилось. Клочковатое, низкое, совсем не средиземноморское серое небо то и дело рассыпалось по корабельным палубам мелким дождём. До времени «Ч» нанесения ракетно-штурмового удара по авианосной группировке «синих» оставалось около шести часов. По последним разведданным, реальный «Нимиц» укрылся в ВМБ Аугуста на северо-востоке Сицилии. Но это уже не имело значения. АУГ «противника» имитировали в центральной части Ионического моря корабль слежения за авианосцем от эскадры и подтянувшийся к нему БПК «Петропавловск».

По графику учения в 13.20 с ТАКР вылетел вертолёт-целеуказатель. А через час принятые от него данные были введены в системы управления УРО «Базальт» на «Киеве» и взаимодействующей атомной подлодки, вышедшей в заданную позицию. Пошёл обратный отсчёт времени. И не беда, что пуски выполнялись условно. Реальные старты были отработаны до автоматизма. Ну а что остаётся от назначенных для удара объектов - было хорошо известно по зачётным стрельбам!

Ещё не истекло условное полётное время ракет в залпе, когда пара Як-38 была готова к вылету. По команде СКП самолёты поднялись в воздух и взяли курс на «пораженный авианосец». Они ушли к цели без боевой нагрузки: полёт осуществлялся на практически достижимую дистанцию. Но для лётчиков авиаполка, как находившихся в воздухе, так и следивших за этим полётом на борту крейсера, важнее всего было тогда ощущение слияния с кораблём в единый боевой организм – ТАКР «Киев»! Ну, а ракетно-бомбовая нагрузка и тактический радиус самолёта – дело наживное! Из бесед на встречах с представителями и руководством ОКБ Яковлева следовало, что уже в ближайшем будущем Як-38 будет летать дальше. Значительно дальше.

 

На карты учения в штабах нанесены последние отметки. Огненные стрелы ракетных ударов «красных» замкнуты у перечёркнутых крест-накрест кораблях «синих». В пояснительные таблицы вписана «цифирь» расчётных и фактических результатов. Многодневный труд отряда боевых кораблей во главе с «Киевом» в итоговой части доклада Главному штабу ВМФ уложился в несколько слов: Цель учения достигнута. Задача выполнена.

К исходу дня комбригу Скворцову позвонил начальник Главного штаба ВМФ адмирал флота Егоров. Он выразил удовлетворение ходом боевой службы «Киева», а также просил передать морякам и лётчикам крейсера личные поздравления главкома ВМФ по случаю успешного решения крейсером задач длительного плавания.

Вернувшиеся с задания и все остальные самолёты были опущены с ВПП в ангар. Так распорядился старший авиационный начальник. Опять заморосил дождь. И, казалось, никаких экстраординарных задач на сегодня уже не предвидится. Но в 16.10 по кораблю разнесся сигнал боевой тревоги.

Крейсер ощетинился качнувшимися к зениту пусковыми установками ракет, стволами артиллерии и зеркалами антенных постов управления оружием. Дрогнул и пошёл вниз носовой подъёмник летательных аппаратов. Через минуту-другую на полётную палубу начнут поднимать штурмовики, а по боевой трансляции будет объявлено: «Корабль слежения готовится к атаке крейсера. Як-38 - уничтожить цель!»

В считанные минуты самолёты, пилотируемые подполковником Ратненко и майором Едушем, один за другим стартовали с ВПП. Они стремительно набирали высоту и совсем скоро почти исчезли в низкой облачности. Нескольких минут вполне хватило для того, чтобы пара выполнила боевой разворот и неожиданно атаковала …«Керчь», игравшую роль «нарушителя спокойствия». Здесь, хотя и были предупреждены об атаке, морально оказались к ней не вполне готовы. Пикирующие из низкой облачности буквально на мачты БПК «Яки», раскалывающие нестерпимым рёвом окружающее пространство, вызывали «мерзкое предчувствие близкой катастрофы». Именно так вспомнит этот эпизод совместного плавания один из офицеров «Керчи» в «киевской» компании за дружеским столом в ресторане «Севастополь»…

Но для авиаполка и ТАКР это было по-своему историческое событие: первый учебно-боевой вылет по тревоге!

На следующий день штурмовики должны были стрелять НУРСами* по надувной мишени. Однако с её постановкой и контролем местоположения возникли проблемы. Начатые было полёты пришлось свернуть…

Ближе к полудню экспедитор ЗАС вручил генералу Потапову шифровку, в которой сообщалось, что в морских полигонах ТОФ потерпел аварию противолодочный вертолёт Ка-25. Как принято в авиации, запланированная лётная смена вертолётной эскадрильи была отменена до момента, когда в далёком Владивостоке будут установлены причины происшествия и приняты необходимые меры.

Вертолётчики приуныли. А отряд кораблей тем временем всё ближе подходил к точке встречи с танкером «Борис Чиликин». Предстояла заправка топливом и водой.

Однако и здесь не обошлось без накладок. Две магистрали перекачки жидких грузов из трёх так и не удалось ввести в действие. Порвались шланги, замены которым на танкере не нашлось. Поэтому принимали только топливо «в час по чайной ложке», и работа растянулась с 17.00 до 23.00. Небольшое разнообразие заскучавшим участникам заправки доставил облёт ордера греческими «Старфайтерами». Самолёты пронеслись над кораблём с полной боевой нагрузкой. И как бы напомнили – силы НАТО всегда рядом и ко всему готовы!

Когда «Чиликин» отошёл от ТАКР, командир, расстегивая на ходу кожаный реглан, шагнул с правого крыла обходного мостика в ходовую. Отыскал взглядом вахтенного офицера капитана 3 ранга Захарова* и устало пошутил:

- А что, Виктор, не вернуть ли нам танкер? Потянем ещё часа четыре?

- Так точно, товарищ командир, обязательно потянем, если надо, - бодрясь, ответил тот. Как и Соколов, он был изрядно вымотан. Шесть часов жёсткого нервного напряжения давали о себе знать.

- Ну, добро. Только покличь всё-таки свою смену, - сдержанно улыбнулся командир.

 

Всю ночь отряд выполнял попутный поиск ПЛ. А под утро БИЦ доложил, что прямо по курсу обнаружена цель надводная, групповая, предположительно корабли эскадры в точке якорной стоянки.

***

В те годы среди звучных имён флотских столиц и баз, испокон веков милых любому военно-морскому сердцу, безликое обозначение средиземноморской точки якорной стоянки под номером 52 имело особую привлекательность. Даже для состоявшихся офицеров и мичманов эта точка олицетворяла школу высочайшей морской выучки и боевой готовности, за которые спрашивают по нормативам военного времени. Помимо прочего, отсюда приоткрывалось окно во внешний мир, если повезёт с визитом в какой-нибудь город-порт древней колыбели цивилизации. И от неё, в конце концов, чеками Внешторгбанка СССР, в простонародье «бонами», на родных берегах выстилались тропинки к спецмагазинам «колониальных товаров», разнообразящим семейный или холостяцкий быт престижными безделушками.

С лёгкой руки штабистов-срочников 5-й ОПЭСК, обживающих это место с 1967 года*, скопление в нём кораблей и судов ВМФ привыкли именовать по фамилии первого лица эскадры. Так среди средиземноморских хлябей зазвучало неформальное, но по-деревенски тёплое название Петровка*. Раз в несколько лет, следуя за назначением нового командира эскадры, менялось и название сего флотского поселения. Таким образом, ко второму появлению здесь ТАКР «Киев» Акимовка успела стать Рябиновкой*.

Здесь, у кромки территориальных вод, омывающих подкову береговой черты залива Эс-Салум, ураганные ветры были чрезвычайно редки. Относительно небольшие глубины в 90-150 метров и песчаный грунт обеспечивали надёжную якорную стоянку. И никого не волновало, что одноимённое местечко на египетском берегу пользовалось дурной славой самого пыльного по всему северо-востоку Африки места. Берег из «точки» просматривался редко, исключительно в ясную погоду при северных ветрах. Он мало кого интересовал даже теоретически. Это была не просто чужая – чуждая земля. Ближайшие места якорных стоянок эскадры рассыпались по карте от траверза египетского городка Мерса-Матрух к греческим островам Китира и Антикитира, а также к восточной оконечности острова Кипр. Вообще же сеть подобных опорных пунктов временного базирования кораблей ВМФ простиралась от северной части Эгейского моря и входа в Суэцкий канал до атлантического побережья юга Испании. Время от времени в некоторых точках устанавливались швартовные бочки. Однако неуловимый злопыхатель не уставал топить их, выждав, когда последний из снявшихся с якоря кораблей-представителей ВМФ СССР скроется за горизонтом.

Штаб 5-й эскадры, обычно пребывающий в 52-й точке или близ неё, не случайно облюбовал это место. Отсюда было рукой подать до нервного узла всех ближневосточных конфликтов. До Севастополя отсюда было меньше трёх суток среднего хода. Но, самое главное, случись серьёзный конфликт с Западом, перерастающий в полномасштабные боевые действия, здесь можно было, как в неравной уличной драке – спиной к каменной стене, упереться в Чёрный континент. Так, несомненно, куда сподручнее отбиваться от превосходящих сил противника с моря и с воздуха…

Службистам-трудоголикам штаба эскадры, а других сюда не брали, хронический, нередко почти годовой отрыв от берега безнадёжно портил характер. Им было не до экзотики средиземноморских пейзажей. Однако на жизнь за бортами кораблей ВМФ это никак не влияло. На крейсерских скоростях летали по международным морским трассам круизные лайнеры, нефтеналивные и сухогрузные гиганты. Гражданские воздушные коридоры были до отказа забиты воздушными судами. На морских переходах радовали глаз внезапно появляющиеся меж волн стаи дельфинов или выскакивающие прямо у борта косяки летучих рыбок.

На якорных стоянках энтузиасты из экипажей кораблей, хаживающих в «Средиземку» регулярно, не брезговали рыбной ловлей. И в 52-й точке рыбалка бывала неплохой. Счастливчикам попадались тунцы и караси весом до 10 килограммов и более. Скумбрия и ставрида ловились ночью под свет прожекторов на крючки-самодуры без какой-либо наживки. Только красная ниточка в перевязке обрезка гусиного пёрышка. Окуни здесь водились необычайно красивой расцветки с розовыми и синими крапинками, отливающими перламутром. Иногда на крючок попадалась рыба-собака с широкой спиной и полосами поперёк туловища. На палубе она сильно раздувалась, становясь похожей на футбольный мяч. Сочувствующие, перекуривая на юте, могли наблюдать рыбную мелочь, живой клубок которой всегда крутился у сброшенных за борт пищевых отходов…

 

На рассвете «Киев» и «Керчь» встали на якоря в средиземноморской столице ВМФ. Следом недалеко от ТАКР занял позицию фрегат «Труэтт». Поблизости застыли плавбаза ПЛ «Иван Колышкин», танкер «Борис Чиликин» и его меньшие по водоизмещению собратья-танкеры «Абакан» и «Бузулук». Чуть дальше темнел силуэт транспортного судна «Вилюй». ПКР «Москва» под флагом вице-адмирала Рябинского и сопровождающие её на морском выходе БПК «Смелый» проекта 61М и СКР «Разительный» проекта 1135 должны были вернуться в точку к исходу дня.

После подъёма флага, уже «по-якорному», на «Киеве» были объявлены работы по планам ППР и покраски борта. Разумеется, профильных и не очень заданий хватило всем. И крейсерская примета – бойся матроса с малярной кистью, мичмана с паяльником, а лейтенанта с осциллографом – затрещала по всем швам!

…Осмотр корпуса корабля, предшествующий покраске, выявил неприятное следствие декабрьского штормования. Почти незаметная поначалу трещина, уходящая от дымоходной трубы к иллюминаторам третьего яруса кормовой части надстройки, оказалась только наружной частью более серьёзного разрушения корпусных конструкций. Сразу стала понятной причина угарных запахов, появлявшихся время от времени в районе СКП и прилегающих к нему сквозных помещений. О невозможности полной ликвидации дефекта подручными средствами пришлось доложить в Москву.

Начавшая отсчёт стояночная жизнь была до предела наполнена работами по ППР, покраске и массой других, не поддающихся учёту неотложных дел и забот. Всё это перемежалось с несением вахт и готовностей по графикам 5-й эскадры. Стало известно, что после завершения ППР «Киев» примет участие в ежегодной операции эскадры по контрольному поиску иностранных ПЛАРБ. Поэтому особо тщательно проверялась техническая готовность корабельного противолодочного комплекса от гидроакустики и реактивных бомбомётных установок до вертолётной электроники и оружия.

С подъёма флага и до ужина покрасочные бригады гроздьями свисали с бортов и надстройки крейсера, который день за днём принимал всё более строгий, даже торжественный вид. Больше всех этому были рады главный боцман, ставший в эти дни едва ли не самой важной персоной, и его «помощник» - пёс Боцман, получивший, наконец, полную свободу передвижения по верхней палубе. Его заливистый лай доносился то с бака, то с юта. А сам он, испачканный от ушей до кончика хвоста шаровой краской и корабельным суриком, был, по всей видимости, счастлив как никогда!

 

Курсанты-стажёры ВВМУ, сдав последние зачёты, решили в тот вечер сфотографироваться на память. На корабле это не самая простая задача. Но стажировка заканчивалась, документы были оформлены, и опасаться, вроде бы, было нечего. Разве что неожиданного появления старпома или особиста*. Проблема была в выборе точки съёмки. Долгие поиски закончились на катерной площадке правого борта.

Когда будущие флотские офицеры прикидывали, как лучше разместиться, чтобы всем попасть в кадр, один из них, изумлённо приоткрыв рот, ткнул указательным пальцем вытянутой руки в направлении водной поверхности прямо у борта ТАКР. Сквозь кристально чистый бирюзовый поверхностный слой воды просматривались два подводных пловца. Один уходил в сторону, вытягивая за собой цепочку воздушных пузырей, другой исчезал под кормой…

Короткое время спустя, с борта крейсера произвели гранатометание. Вахта ПДСС была усилена. Курсантам, заметившим боевых пловцов и оперативно оповестившим ДВС, объявили благодарность.

А через несколько дней старпом и флагманский минёр походного штаба капитан 3 ранга Коц провели с личным составом, задействованным на вахте ПДСС, инструктивное занятие по вопросам  защиты ТАКР от атак боевых пловцов и сверхмалых подлодок. Казалось, откуда бы им взяться? Но в ВМФ ещё жила память о подорвавшемся на севастопольском рейде линкоре «Новороссийск». Достоверных причин той ужасной трагедии 1955 года установить так и не удалось, и версия причастности к ней подводных диверсантов не исключалась.

В 70-е годы зарубежные флоты и советский ВМФ уже располагали сверхсекретными формированиями, позднее ставшие известными как «морские котики». Идеи подводных диверсий итальянского князя Витторио Боргезе времён Второй Мировой войны находили продолжение в реальных воплощениях на качественно ином уровне. С этим приходилось считаться. У «флажка» сомнений на этот счёт не было. Старпом не только разделял его озабоченность, но по должности обязан был обеспечивать своевременное устранение такой угрозы. Ещё по учёбе на Высших офицерских классах в Ленинграде он помнил дискуссии на эти темы и поразивший его факт подрыва английских линкоров «Куин Элизабет» и «Вэлиант» итальянскими боевыми пловцами. От гибели в порту Александрии декабрьской ночью 1941 года эти огромные корабли спасли только малые глубины мест якорной стоянки…

При обсуждении инцидента всплыли не сразу замеченные детали и казавшиеся поначалу непонятными обстоятельства. Всё сходилось на американском фрегате. С первого дня стоянки ТАКР он на «черепашьих» ходах перемещался между кораблями и судами в точке 52. Ненадолго «зависал» в какой-то точке, затем продолжал странные манёвры. В один из первых дней от его борта отошёл моторный вельбот с командой в составе 6 человек. Судёнышко неторопливо обошло «Киев» в непосредственной близости, едва ли не под его спонсоном, и так же неторопливо вернулось к фрегату, где немедленно было поднято на борт.

Любопытной была носовая часть конструкции этого корабля. На ней не было клюза. Якорь вытравливался через канал, расположенный ниже ватерлинии. Через такое якорное устройство можно было скрытно выпускать, например, тех же боевых пловцов. Любопытно было и то, что на следующий же день после гранатометания, выполненного с большей, чем обычно, плотностью, на «Труэтте» был приспущен флаг. На кораблях так поступают, когда на борту появляется покойник.

Но были и скептики во главе с командиром БЧ-3 и начальником корабельного арсенала*, которые сомневались во всём. Факт обнаружения боевых пловцов они связывали с неуёмной курсантской фантазией. В странном маневрировании фрегата не видели ничего, кроме любопытства и лихачества его командира. Ну а приспущенный флаг? Так в радионовостях из Москвы, в кои-то веки принятых связистами, сообщалось о смерти кого-то из администрации президента США!

Как бы то ни было, происшествие пошло «Киеву» на пользу. К ППДО* здесь теперь будут относиться с особым вниманием.

 

После визита на «Киев» командира и начальника политотдела* 5-й эскадры крейсер проверила группа офицеров штаба во главе с первым заместителем Рябинского*. Серьёзных замечаний по содержанию корабля и технической готовности вооружения не было. Практическое несение вахт ПВО и ПЛО по графику эскадры нареканий не вызывало. Работа корабельных расчётов по этим готовностям в период подчинения эскадре устойчиво оценивалась на уровне не ниже «хорошо».

Как-то неожиданно выяснилось, что заселение штаба эскадры на корабль откладывается. По крайней мере, до возвращения «Киева» после поисковой операции в 52-ю точку. К этому времени была закончена покраска, ППР перешёл в фазу опробования подремонтированной техники, а погода вышла на рекордный температурный уровень +20° С. В обеденный перерыв на полётную палубу и бак между носовыми и кормовыми контейнерами П-500 потянулись любители позагорать. Было трудно поверить, что всего месяц назад здесь вручную или при помощи спецагрегата, пристыкованного к палубному тягачу, приходилось расчищать снежные заносы в 15-градусный мороз…

Авиаторам было проще. Корабельные работы их не касались, и можно было без помех выполнить на Як-38 и Ка-25 весь положенный месячный и квартальный регламент. Сложнее было лётному составу, оказавшемуся как бы не у дел. Но и лётчики не грустили. Теоретическая подготовка и накопленная практика подвигали к обобщению результатов, формулировке новых задач и подготовке к их решению.

Проведённая лётно-тактическая конференция 279-го ОКШАП порадовала сопоставимыми показателями по самолётовылетам и количеству принявших в них участие лётчиков на этой БС по сравнению с межфлотским переходом крейсера в 1976 году. Было изучено больше тактических ситуаций. Однако общую озабоченность вызывал тот факт, что во главе угла лётной работы по-прежнему оставалось освоение Як-38, а не отработка приёмов его боевого применения. Штурмовику явно не хватало тактического радиуса. И пока не было ответа на вопрос – каким образом в боевых условиях он должен вписываться в корабельную ПВО?

Стоянка продолжалась. И личной жизни в ней, конечно, не предусматривалось. Ну, какая личная жизнь на боевой службе? Её и в родной-то базе бывало – кот наплакал. Однако дружеское общение, также не предусмотренное ни дневным, ни недельным распорядком, отменить или чем-то заменить никто не мог.

В появившееся свободное время кто-то начинал обучаться игре на гитаре, кто-то вспоминал о рыбной ловле. Наиболее продвинутые и целеустремлённые пробовали себя в изучении иностранных языков, а также других не менее достойных занятиях. Например, в спонтанных мини-чемпионатах по шахматам или нардам. После спуска флага и вечерней поверки офицеры, мичманы, объединённые схожими интересами, иногда собирались в чьей-нибудь каюте. Всё это сближало порой совершенно разных по жизни и по службе людей. А тёплые дружеские отношения оставались с ними на долгие годы.

 

Очередной вечер неторопливо переходил в ночь. По обыкновению, Он вместе с дежурной службой удостоверился, что личный состав благополучно отошёл ко сну. Потом с подвернувшимся Ему дежурным по РТС поднялся на третью палубу, прошёлся по заведованиям РТС, заглянул в БИЦ. Здесь вахта, настраиваясь на ночное бдение, проверяла связь с дежурной по ПВО «Керчью» и в который раз сверяла позывные и надводную обстановку.

Лейтенант-дежурный чем-то Его заинтересовал. Захотелось заглянуть в каюту этого офицера. Корабельная «квартира» всегда расскажет о своём хозяине больше, чем любой самый непосредственный начальник. Но лейтенант, поднявшись на вторую палубу, свернул из сквозного коридора к блоку кают в носовой части правого борта. Покопавшись в памяти, Он вспомнил, что здесь обитают офицеры-новобранцы авиаполка и РТС.

«Видно, решил заглянуть к кому-то из корешей*» - подумалось Ему, когда спутник подошёл к одной из дверей, выходящих в коридорчик.

…В 2х-местной каюте набилось человек пятнадцать. Судя по всему, отмечали чей-то день рождения. На стульях, диванчике, нижней кровати вперемешку сидели корабельные офицеры и лётчики. Кремовые рубашки одних соседствовали со светло-серыми повседневными комбинезонами других. Почти пустая бутылка из-под коньяка, отставленная поглубже в нишу с мусорной корзиной, свидетельствовала, что серьёзного продолжения «банкета» не планируется. В центре внимания был кареглазый лётчик с гитарой.

Пожалуй, собравшаяся компания не была типичной. Лётный состав, как Он понимал, - особый отряд офицеров на Его борту со своими канонами, распорядком, даже кают-компанией. Их любили на корабле, отдавая дань необычности решаемых ими задач. Восхищались, провожая в небо и встречая из полёта очередной «Як». Оберегали, как могли, трезво оценивая риск каждого взлёта с палубы. И были твёрдо уверены - на таком необычном самолёте летать могут только необыкновенные лётчики! Однако реальность подсказывала, что Ему ещё не в полной мере ясна эта сторона корабельных отношений…

Дождавшись, когда новоприбывший засвидетельствует почтение к виновнику торжества, кареглазый тронул струны. И известная песня Юрия Визбора зазвучала в этом не очень привычном кругу как-то по-особенному. Казалось, за её строками скрыто нечто большее, чем просто история из чьей-то придуманной или реальной жизни. Знавшие слова этой песни, не очень складно, но с чувством подпевали:

 

…Идёт на взлёт,

Врубив форсаж,

Мой друг Серёга,

Мой друг Серёга,

Серёга Санин.

Серёге Санину

Легко под небесами,

Другого парня

В пекло не пошлют!

 

…Многие годы спустя, один из участников той «тайной вечери» ветеран ТАКР «Киев», прошедший с кораблем все последующие боевые службы и сошедший с крейсера в 1988 году командиром БЧ-7, ныне капитан 1 ранга в отставке Ю.В. Чернопятов вспомнит:

 

«Волей случая, точнее, помощника командира корабля, ведавшего на корабле расселением, мы, новички-лейтенанты РТС, и молодые лётчики авиаполка оказались соседями. За нами, моряками, было закреплено несколько кают, две из которых, 93-я и 95-я, выходили в один коридор уютного такого корабельного закутка с каютами 101-107 лётного состава.

Лётчики-штурмовики заселились на корабль перед самым выходом на боевую службу. И мы как-то сразу сошлись с ребятами, нашими, в сущности, ровесниками: Колей Руденко, Серёжей Бивзюком, Шурой Логвиненко, Володей Калининым, Сашей Калинеевым, Лёней Гусенковым.

Уже на БС, когда полётов Як-38 по каким-то причинам не было хотя бы несколько дней, наши новые друзья по вечерам иногда заглядывали к нам. Их суточный распорядок жёстко контролировался. В частности, отход ко сну в 23.00. За этим строго следил полковой авиационный врач*. Иногда его сопровождал замполит полка*, а то и лично подполковник Ратненко. Наши друзья-лётчики немного завидовали корабельным офицерам, для которых команда «Отбой» была весьма условной: вахты, ночные проверки, внезапные вводные - как говорится, в 23.00 жизнь только начиналась… А молодость брала своё и, обозначив для проверяющих здоровый штурмовой сон, ребята по одному – по два просачивались в одну из наших кают.

Тусовались, как сейчас выражаются, в разговорах «за жизнь», уважали флотский трёп с анекдотами, байками и, конечно, бардовскую песню (Серёжа Бивзюк неплохо играл на гитаре). Могли хлебнуть кофейку, а то и чего покрепче, если был уважительный повод и позволяла обстановка. К «шильным»* запасам мы, лейтенанты, доступа ещё не имели. Поэтому, если среди собравшихся не появлялся кто-нибудь из товарищей постарше, обходились скудным НЗ*, припасённым ещё до выхода в море на особо торжественный случай.

Наша дружба продолжалась все годы совместной службы и помогала не только в повседневности. Когда наши друзья были в воздухе, мы, корабельные офицеры, так или иначе связанные с обеспечением полётов, делали своё дело предельно ответственно, если надо – через не могу. Ведь там, в небе, свои ребята! Наверно, и им было спокойнее в полёте, когда крейсер в лицах корабельных друзей ждал их, сигналя маячком АДРМ или подравнивая посадочным локатором финишную глиссаду.

…Прошли годы. Время разметало друзей – и моряков, и лётчиков. Кого-то уже давно нет с нами. Но в памяти те времена, лица и события живут, соединяя прошлое с настоящим. Здесь, в Питере - Володя Васильев, Валера Васильченко, Миша Осипов, Володя Борисов - наш маленький зам, другие друзья и сослуживцы по «Киеву»… Не часто, но встречаемся, обмениваемся новостями. Коля Руденко закончил службу в корабельной авиации командиром 279-го авиаполка. После развала Союза перебрался на свою малую родину, стал заместителем командующего авиацией Украины. Неподалеку от Питера живёт трудноуловимый Калинеев Саня, под Всеволожском - Калинин Володя. С ним у меня до сих пор тёплые дружеские отношения.

Что нас роднило тогда? – пожалуй, прежде всего, молодость. И ещё то, что все мы принадлежали к родственным во многом профессиям лётчиков и моряков. Но самое главное – все мы ощущали причастность к одному большому делу: становлению флота на своё корабельное авиационное крыло!»

***

И вновь за кормой «Киева» кипела пенная кильватерная полоса. Предстоял серьёзный и ответственный экзамен – поиск атомных подводных лодок вероятного противника…

В ходе боевой службы корабли 5-й эскадры, как правило, два-три раза в год проводили крупные противолодочные операции. При этом выявлялись районы патрулирования американских и НАТОвских ПЛАРБ, производилось их обнаружение и устанавливалось слежение. Кроме того, по планам ВМФ на Средиземном море периодически проводились масштабные манёвры сил флота. В том числе под личным руководством Главнокомандующего ВМФ, флаг которого в таких случаях поднимался на одном из кораблей эскадры.

Противостоящий 6-й флот США включал в себя, как правило, два ударных авианосца с кораблями охранения и другие силы. Палубная авиация по планам американского командования в случае развязывания ядерной войны могла наносить удары с воздуха по южным районам СССР. Однако основным средством ядерного нападения были ПЛАРБ. К концу 60-х годов прошлого столетия из 40 стратегических ПЛ типа «Лафайетт» и «Этен Аллен», входящих в состав ВМС США, до 10 единиц развертывалось в Средиземном море. Эти подлодки несли на борту по 16 ракет «Поларис» или «Посейдон» с ядерными боеголовками. Зона поражения их ракетного залпа охватывала обширные территории Советского Союза и достигала западных границ Восточной Сибири.

Это была нешуточная угроза, для ликвидации которой ВМФ СССР вынужден был создать класс противолодочных кораблей, надводных и подводных, а также противолодочную авиацию. Баланс сил флотов в этом направлении был зафиксирован к середине 70-х. И ТАКР «Киев» должен был стать одной из его универсальных скреп. Всем необходимым для этого с технической точки зрения он обладал.

На крейсере была установленная доведённая промышленностью до совершенства ГАС «Орион», самая мощная из ГАС надводных кораблей того времени. Новейший по тем временам гидроакустический комплекс «Платина» с режимами активного и пассивного обнаружения, буксируемой антенной, заглубляемой до горизонта 150 метров, существенно расширял возможности ТАКР при поиске ПЛ любого типа. Эффективности решению поисковых задач могли добавлять станции МИ-110Р и МИ-110К. Они позволяли выявлять признаки нахождения атомных ПЛ по их радиационному или тепловому следу. Аппаратура МГС-407К обеспечивала работу с полем выставленных гидроакустических буёв. Всё вместе это давало возможность только бортовыми средствами ТАКР обнаруживать ПЛ на дистанциях свыше 30 километров. Две эскадрильи противолодочных вертолётов увеличивали радиус поисковых действий ТАКР в несколько раз.

Противолодочное оружие «Киева» - РБУ-6000, два пятитрубных торпедных аппарата, ракетный противолодочный комплекс «Вихрь» и вертолётные огневые средства не давали обнаруженной ПЛ ни одного шанса уйти от поражения! Помимо прочего, в угрожаемый период надводное прикрытие ПЛАРБ противостоящего флота как бы выдавливалось «Киевом» на полную дальность стрельбы его «Базальта». А зенитно-ракетный «зонтик» ТАКР цементировал ПВО кораблей поисково-ударной группы ВМФ. Оперативность и качество решения этих и других задач повышалось за счёт автоматизации боевого управления средствами БИУС «Аллея-2». Именно это наполняло реальным смыслом сухой штабной термин - «боевая устойчивость КПУГ при поиске, слежении и уничтожении ПЛ».

 

Контрольный поиск ПЛ на выходе из 52-й точки ближе к острову Крит как-то незаметно перерос сначала в полёты Ка-25, затем штурмовиков. «Керчь» заняла привычную для этого случая позицию в кормовых курсовых углах крейсера. В ночь фрегат «Труэтт», около двух недель  следивший за ТАКР, сменил американский же эсминец «Бэрри».

Накануне выхода в море с борта ТАКР убыли все прикомандированные: журналисты, представители политуправления КСФ, ОКБ Яковлева, курсанты ВВМУ. В Севастополь всех их должно было доставить госпитальное судно «Кубань». Штаб эскадры неожиданно перебрался на плавбазу «Виктор Котельников». А ПКР «Москва» и сопровождавшие его БПК «Скорый» и СКР «Разительный» снялись с якорей двумя днями раньше. По плану операции они составляли КПУГ-2, которой, как выяснится позже, предстояли поисковые действия в Ионическом море.

Как обычно при групповых противолодочных действиях, на ФКП ТАКР были развёрнуты соответствующие штабные посты. Выполнялась подготовительная работа по организации поиска ПЛ. Руководил этой работой лично комбриг Скворцов. Помимо «Киева» и «Керчи», в состав КПУГ-1 формально входил БПК «Петропавловск», следовавший к месту операции из моря Альборан. Ему было предписано контролировать рубеж возможного прорыва ПЛ из района поиска к юго-востоку от Сардинии. Аналогичные задачи были поставлены подлодкам, оперативно подчинённым эскадре. Они размещались по периферии района поиска.

Ожидалось, что с акватории Тирренского моря на маршрут боевого патрулирования, предположительно в направлении острова Крит, должна выйти американская ПЛАРБ. Задачей ТАКР «Киев» и БПК «Керчь» было обнаружение этой подлодки, установление за ней слежения и по команде эскадры - условное уничтожение.

При следовании КПУГ-1 от Крита до Сицилии ТАКР выполнял плановые мероприятия боевой подготовки, в центре которой были полёты Як-38 и Ка-25. Параллельно неслись готовности ПВО и ПЛО по графику эскадры. На выходе из Мальтийского пролива были продолжены полёты штурмовиков. Летали на увеличенную дальность 120-150 км группами по два Як-38. Судя по всему, легенда оперативного прикрытия действий КПУГ на начальном этапе поисковой операции сработала. Активности сил слежения за эти дни не отмечалось. Эсминец «Бэрри» почти обыденно для ТАКР «интересовался» полётами штурмовиков, вполне корректно маневрируя рядом с крейсером. Интенсивность облётов ордера самолётами базовой патрульной авиацией НАТО не превышала среднестатистической нормы.

…К исходу дня с полётной палубы был спущен в ангар последний Як-38, и полётная палуба была полностью отдана противолодочным вертолётам. Заканчивались их последние приготовления. Совсем стемнело, когда на ТАКР прозвучал сигнал боевой тревоги.

После развёртывания корабельных и штабных противолодочных расчётов КПУГ-1 по команде флагмана резко отвернула на курс входа в Тирренское море. На «Киеве» и «Керчи», отошедшей на приличную дистанцию почти по траверзу левого борта ТАКР, были открыты гидроакустические вахты. Началась поисковая операция, к которой корабли так тщательно готовились и в период ППР, и в ходе тренировочной работы со своими подлодками. На индикаторных панелях БИУС светились цифры «26.01» и «21.50» - дата и время…

 

Адмирал Скворцов склонился над картой района поиска, разложенной на огромном столе штабного поста ПЛБ. За его спиной флагманский минёр что-то неторопливо разъяснял старшине-оператору БИУС. Тот, уяснив задачу, защёлкал клавишами наборного поля пульта управления. Огромный тёмный глаз характронного индикатора обстановки пестрел значками формуляров кораблей, вертолётов, разграничительными линиями и секторами задачи поиска ПЛ в заданном районе. На верхней площадке ФКП начальник походного штаба в наполеоновской позе следил за работой операторов поста общей обстановки. То здесь, то там мелькала плотная фигура комдива-1 РТС капитан-лейтенанта Макиева, подчинённые которого обеспечивали работу штабных постов. На посту управления ударными вертолётами о чём-то мирно беседовали майор-наведенец штаба и старший лейтенант Рындин. 

По указанию комбрига была скоммутирована параллельная командная связь ФКП с ходовой рубкой, БИЦ, СКП и рубкой гидроакустиков. От акустиков сейчас зависело многое, если не всё. Но их доклады были пока блеклы и скучны: «Целей не обнаружено, горизонт чист!» Однако поиск шёл. И даже сюда, в корабельную цитадель, прорывались отзвуки звенящих эхо-посылок ГАС. С ними в тёмные морские глубины уносились мегаватты концентрированной звуковой энергии.

Прошла ночь, и наступило утро – пасмурное, но тихое и тёплое. КПУГ вошла в Тирренское море. Её намерения теперь были более чем очевидны. И в НАТО, несомненно, уже разобрались, в чём дело. Эсминец «Бэрри» теперь чаще обычного уходил в носовые курсовые углы ТАКР и демонстрировал готовность подставить борт или корму под лобовой удар крейсера. Создавая помехи ГАС «Орион», периодически включался его довольно мощный гидролокатор. Один за другим над районом поиска появились самолёты базовой патрульной авиации «Атлантик»: сначала французский, потом итальянский. Они тщательно «отутюжили» район поиска вдоль и поперёк. А часа через два их сменил американский «Орион». Ушедшая в его направлении четвёрка Ка-25 вскоре доложила, что самолёт выставил линию гидроакустических буёв…

Почти одновременно КПС доложил о выходе на прямую связь БПК «Петропавловск», который приступил к патрулированию на назначенном рубеже. «Итак, все в сборе, - почти философски отметил про себя комбриг Скворцов. - Как говаривал Иосиф Виссарионович, цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!»

Как и комбриг, весь корабль жил ощущениями, хорошо знакомыми, например, охотникам. Когда входишь в лес, полный запутанных звериных троп, возникает предчувствие, что вот-вот среди них проявится след матёрого, изворотливого хищника!

Томительно тянулось время. КПУГ медленно смещалась на северо-восток, маневрируя курсом и скоростью. В полдень на смену ГАС «Орион» включили ГАК «Платина». К этому времени в назначенном квадрате поиска уже работала первая четвёрка Ка-25.

В 15.40 от командира вертолётного звена капитана Ольховика поступил доклад об обнаружении подводной цели. Однако скоро стало ясно, что это может быть всё что угодно, только не подлодка. Элементы движения неподдающейся классификации цели не укладывались в осмысленный ряд. Эхосигнал от неё был хаотичен, слаб и надолго пропадал. Командный пункт ПЛБ отнёс тот контакт к категории ложных, а вертолёты были перемещены в очередной поисковый квадрат. Акустику кораблей перевели в режимы шумопеленгования. КПУГ уменьшила ход до самого малого…

Остаток текущих и первую половину следующих суток продолжалась напряжённая работа противолодочных расчётов. Менялись тактические приёмы, режимы гидроакустического поиска, уточнялась гидрология района. КПУГ постепенно смещалась в западную часть Тирренского моря, просеивая акустикой кораблей и вертолётов хаос шумов и отражённых сигналов подводного мира. Однако пока только ложные контакты разнообразили монотонный ход работы, даря хоть на короткое время зыбкую надежду.

Комбриг не терял спокойствия, справедливо полагая, что отсутствие результата – тоже результат. Вторые сутки, как и остальные участники поиска, он спал урывками, ненадолго поднимаясь в каюту флагмана. План поиска, так или иначе, выполнялся. Было понятно, что КПУГ «гремела» своей акустикой на всё Тирренское море. Её работа дезавуировала местоположение «Киева», и ПЛАРБ, находись она в этой акватории, имела многократное преимущество в дальности обнаружения. Но сейчас это не имело значения! У подлодки было только два варианта действий: вернуться в базу неподалёку от итальянского городка Гаэта или следовать в район боевого патрулирования, уклоняясь от КПУГ и используя очевидные преимущества в дальности обнаружения, скрытности и, если потребуется, средств акустической защиты. Как военный моряк, Евгений Александрович не сомневался, что командир ПЛАРБ вряд ли выберет вариант возвращения в базу. Не тот случай!

Скоро выяснится, что он был прав.

 

Очередная смена режимов поиска. На «Керчи», отошедшей за пределы визуальной видимости, открыта вахта на ГАС «Вега». Её буксируемая антенна выставлена на предельную глубину. На ТАКР подводное наблюдение ведёт ГАС «Орион». Вертолётчики заканчивают короткий межполётный регламент. Эскадрилья готовятся к очередной лётной смене.

Рубка гидроакустиков. Полутьма, слегка подсвеченная только индикаторными устройствами аппаратуры. Пространство пропитано негромким поющим фоном силовых цепей. У входной двери - синий ночничок, позволяющий одолеть несколько ступенек вниз, в помещение рубки. У рабочего столика – комдив-2 РТС капитан-лейтенант Васильев. Он выпроводил недавно назначенного командиром группы старшего лейтенанта Чумакова «почистить перья», а заодно поужинать. За пультами акустического оборудования локоть в локоть - мичман Ильичёв и старшина 2 статьи Сирхаев. На одном из экранов - растровая графика, позволяющая оптимизировать использование режимов ГАС для замеренных параметров водной среды. На другом – желтоватые всполохи эхосигнала. Их отметки ярко вспыхивают в такт эхо-посылкам и рассыпаются по поверхности экрана отметками непреднамеренных шумов, создаваемых поверхностным волнением моря. Кстати, не очень значительным. По данным метеопоста скорость ветра в порывах не превышает 7-10 метров в секунду. Глубина места - 4300 м, грунт - ил и песок. По расчётным данным, гидрология района близка к первому типу. Для ГАС «Орион» это почти идеальные условия.

Всё как обычно. Знакомые звуки, привычные, доведённые до автоматизма действия. За спинами операторов тренога с фотоаппаратом, обеспечивающим регистрацию засветки экрана при появлении контакта. Фотографии послужат для будущих тренировок и «натаскивания» гидроакустической молодёжи. Но, главное, они потребуются для оформления отчёта по учению…

Вдруг что-то насторожило офицера. То ли какой-то посторонний звук, то ли предчувствие. Ему показалось, что и мичман, несущий вахту, напрягся, подавшись вперёд. Он знал, что Ильичёв редко колеблется с докладом, если появляется хоть какое-то подобие контакта. За это его недолюбливают в БИЦ, где приходится раз за разом отрабатывать «ложники». Но сейчас было что-то не то!

На пределе шкалы отметка эхосигнала трепетала едва заметной точкой, интенсивность отображения которой менялась от посылки к посылке. Но сама точка отбивалась стабильно, то почти пропадая, то подрастая настолько, что её отметка становилась вполне заметной.

- Докладывай на ходовой и в БИЦ, - положив ладонь на плечо мичмана, распорядился комдив. - Предполагаю контакт с ПЛ, требующий дополнительной проверки!

- Ходовая, БИЦ, - рубка акустики! Эхо-пеленг 330, дистанция 147 кабельтов. Предполагаю контакт с ПЛ. Сигнал слабый! – встрепенулся Ильичёв, продолжая напряженно всматриваться в экран. С каждой новой посылкой теперь будет следовать и его очередной доклад.

 

Через несколько минут БИЦ установит элементы движения цели. Они будут вполне соответствовать атомной подлодке. А вскоре будет выявлен и её манёвр, вектор которого нацелен на кормовые курсовые углы ТАКР. Отметка стала заметно увеличиваться, появилось довольно чёткое эхо.

Комбриг, спустившийся к акустикам с ФКП, так же тихо, как и вошёл, покинул помещение. Он понимал - сейчас не время докучать своим присутствием. «Адмиральский» эффект никогда не даёт ничего хорошего. По его прикидкам, лодка должна была появиться несколько раньше и немного правее нынешнего местоположения. Но реальность всегда вносит поправки в умозрительные построения.

Однако уверенности, что обнаружена именно ПЛАРБ, пока ни у кого не было. Командир, управляющий кораблём на ходовом посту, как и комбриг, придерживался мнения, что для полноценной классификации подводной цели следует сократить до неё дистанцию.

На «Керчь» пошла команда выключить акустику, но быть в готовности включить её по сигналу флагмана. Американец «Бэрри» вновь полез в носовые курсовые углы. Гидролокатор его, к счастью, не включался. Но помеха на «Орион» пошла, и на какое-то время отметка подводной цели исчезла. Однако экстраполированные данные по ней продолжали поступать из БИЦ, и Соколов решил использовать ситуацию для «подскока» к ПЛ. Одновременно цель переводилась в носовые курсовые углы правого борта. Сюда «Бэрри» будет сложнее проникнуть. С точки зрения правил безопасности маневрирования, здесь он будет всегда неправ. Скворцов одобрил эту идею.

Несколько манёвров курсом и скоростью ТАКР уложились в 30-40 минут. И когда контакт был восстановлен, стало ясно - риск оправдал себя. На дистанциях меньше 100 кабельтовых эхосигнал и отметка подводной цели уже не вызывали никаких сомнений – это была атомная подлодка!

…Пошли третьи сутки поисковой операции. Два первых часа работы дали возможность понять, что командир ПЛ явно недооценил поисковый потенциал КПУГ. Вероятнее всего, ему казалась очевидной возможность пропустить корабли слева от себя, маневрируя малыми ходами в направлении уменьшающихся в сторону Сардинии глубин. Вне сомнений, факт установления контакта с ним надводным кораблём не остался незамеченным. И для него стала очевидной задача – любыми путями уходить от преследования. Однако первый час противоборства командир ПЛ проиграл!

На больших удалениях вытянутые в сторону следящего корабля восьмёрки, выписываемые подлодкой, позволяли ей большую часть времени удерживать назойливого противника по носу или корме. Соответственно, свой борт она подставляла под фронтовой удар эхосигнала только дважды, и то на относительно короткое время. Помимо прочего, это было подобием маскировки под многоцелевую лодку, которая, как надеялся командир ПЛАРБ, вряд ли заинтересует силы поиска.

Поначалу так и было. Первые доклады комбрига, выдержанные в сослагательных наклонениях, на командном пункте ПЛБ 5-й эскадры воспринимались скептически. Оттуда рекомендовали продолжить поиск, оставив «смутный» контакт. Однако развитие событий постепенно добавляло определённости. Всё сходилось к тому, что обнаружена всё-таки ПЛАРБ! И, спустя короткое время, уточнённые данные ТАКР дали 5-й эскадре основание утвердить этот результат.

А для подлодки обстановка становилась критической. «Кошки-мышки» с КПУГ оттесняли её всё дальше в центральную часть моря на большие глубины. Экстремальные манёвры с резкими изменениями курса, скорости и глубины погружения ничего не давали. Надводный корабль следовал за ней как приклеенный. Даже применение средств гидроакустического противодействия ожидаемого результата не давало. Противолодочники разгадали и этот «фокус» ПЛАРБ. Переждав время, они восстановили контакт.

…Под утро с подлодкой вполне успешно отработала «Керчь», принявшая контакт от «Киева». Потом наступил черед вертолётчиков, ещё с минувшего вечера рвавшихся в бой. Практически весь день 29 января ПЛАРБ передавалась, образно говоря, из рук в руки: от ГАС «Киева» - вертолётам, от вертолётов ГАС - «Керчи». В различных сочетаниях. Попытки лодки вырваться из этих клещей долгосрочного успеха ей не приносили. Для КПУГ же эта работа после условного уничтожения ПЛ по команде командного пункта ПЛБ эскадры имела только учебное значение. Вертолётная эскадрилья в составе 20 экипажей под общим командованием майора Шкулёва выполнила рекордное по интенсивности количество вылетов. Отличились экипажи майора Козлова, капитанов Ольховика и Немченко. Общее время контакта с ПЛ, наработанного корабельными и вертолётными ГАС, к моменту завершения поисковых действий приближалось к 7 часам!

К исходу дня ПЛАРБ устремилась в сторону территориальных вод Италии. «Киев» и «Керчь» резко отвернули вправо, на выход к проливной зоне.

 

Оставляя за кормой едва различимые огоньки Ла-Валетты, Он ещё не отошёл от горячки преследования ПЛАРБ. Но приподнятое настроение моряков и лётчиков уже жило в Нём предощущением какого-то важного свершения.

На следующий день комбриг, отмечая на общем построении отличившихся, завершил короткое выступление энергичными рублеными фразами. Из них следовало, что случись эта погоня в час «икс», ПЛАРБ была бы гарантированно уничтожена, а сотни городов и посёлков Союза до Урала включительно были бы тем самым спасены от ядерной катастрофы. Он особо подчеркнул, что к решению такой задачи экипаж должен быть готов в любой момент времени. И решить её должен любой ценой. Даже ценой собственной жизни. Это общий долг перед Отечеством всех стоящих сейчас в строю!

То были простые, но сильные слова. В них был ключ к пониманию цели нахождения «Киева» вдали от родных берегов. Они укрепляли уверенность в собственных силах и вызывали гордость за причастность к важному делу государственного масштаба.

 

Тирренская поисковая операция 1978 года станет первой из серии блистательно выполненных «Киевом» под руководством адмирала Скворцова крупных акций. По её рекордным результатам после возвращения на Север крылья обходных мостиков крейсера украсит третья звезда – знак особого отличия корабля теперь ещё и в поисковых действиях. Таких успехов в первый год нахождения в первой линии не добивался ещё ни один корабль ВМФ!

За всем этим угадывался напряжённый, самоотверженный труд всех причастных к освоению авианосца-первенца, опыт и организаторский талант первых лиц корабельного и штабного руководства. Конечно, со стороны куда меньше были заметны жёсткие, если не жестокие условия достижения этих результатов рядовыми исполнителями. Напряжения «киевских» лет ещё скажутся на многих из них подорванным здоровьем, ранними хроническими болезнями, а то и искорёженными судьбами. Но кого это интересовало! Устав казённо требовал стойко переносить тяготы и лишения… И переносили! А трудности и проблемы? Да разве только на «Киеве» таковые имелись…

***

Точка 52 встретила отнюдь не радостной новостью: уже через несколько дней крейсеру предстояло форсирование Черноморских проливов и следование в Севастополь! Внятного разъяснения причин не последовало. Видимо, ни командир, ни комбриг, ни эскадра не были в курсе причин неожиданной вводной из Москвы. Или не торопились довести её до личного состава. Как бывает в таких случаях, поползли слухи и домыслы. Самой невероятной казалась версия о том, что лётчикам авиаполка, отрицавшим, кстати, все намёки в свой адрес, подошло время пройти цикл береговой подготовки.

Напряжённый, рваный ритм прошедшей поисковой операции и сопутствующий ей моральный подъём сменились тревожным ожиданием. Радости, определённо, не испытывал никто. Но общим казалось огорчение от неминуемых материальных потерь*, а также от не успевших пока отрасти для берегового общения стрижек-«нулёвок». Но приказы, как известно, не обсуждаются. Особенно, если они облечены в форму личного распоряжения главкома ВМФ.

 

7 февраля за кормой «Киева» растаял по-зимнему серый, неприветливый Босфор. А рано утром следующего дня корабль бросил якорь на внешнем рейде главной базы Черноморского флота. Через боновые ворота торопились на выход и терялись в морозной дымке к северо-западу от Севастополя корабли КЧФ. Начиналось, судя по количеству выходящих в море кораблей, грандиозное учение флота.

ТАКР к этому не имел никакого отношения. Но уже было известно, что кораблю в самое ближайшее время нужно будет выгрузить весь боезапас, сдать топливо, воду и встать в Северный док. Предстоял ремонт корабельных конструкций, повреждённых декабрьским штормом. Это и послужило главной причиной захода корабля в Севастополь.

Несколько дней отводилось для перебазирования на береговые аэродромы в Саках и на Бельбеке авиаполка и вертолётной эскадрильи. Само собой, с авиационным боезапасом и большей частью технического имущества. Походный штаб во главе с комбригом готовился к экстренному убытию в Североморск. Не царское это дело - проза ремонта!

Трудно сказать, насколько от всего этого был в восторге командир корабля. Но предстоящие задачи были ему хорошо знакомы по 1976 году. А временное оперативное подчинение командованию КЧФ, скорее всего, не очень смущало.

КОРАБЕЛЬНЫЙ ХРОНОГРАФ

06.02.78 г. Подходим к Черноморским проливам. Завтра - их прохождение.

10.02.78 г.  Севастополь. Вошли в базу, ошвартовались на Угольной, предварительно отправив Як-38 и Ка-25 на береговые аэродромы. То-то была суматоха! Начата экстренная выгрузка боезапаса. К этому делу «припахали» даже нас и БЧ-4 (приём и поднос тары).

14.02.78 г.  Вчера из Североморска «грузовичком» ВВС КСФ Ан-24 в несколько рейсов прилетело около сорока жён офицеров и мичманов. Кое-кого отпустили на Север по семейным обстоятельствам. Моя попытка слинять в Североморск со штабом не удалась.

18.02.78 г.  Двухсменка*. По БЧ спущена разнарядка по чистке цистерн. На днях выходим на внешний рейд. Освобождаем Угольную «Минску». Вчера водил по ФКП-ГКП-БИЦ представителя военной науки из 1-го ЦНИИ ВМФ.

01.03.78 г.  Сдали, слава богу, Тамбову* вычищенные цистерны и вчера встали в док. Участок борта РТС для очистки от ракушек тот же, что и в 1975 году.

12.03.78 г.  После дока ещё раз «вздрогнули», загружая боезапас. Вышли на внешний рейд. 8 марта в компании таких же, как я, соломенных холостяков-«минчан» во главе с Лёней Суриным посетил уютный такой кабачок недалеко от Ластовой площади.

16.03.78 г.  Объявлен последний сход на берег. Сильный накат, плавсредства к борту ТАКР подойти не могут. Немногочисленные отпускники вернулись на корабль.

20.03.78 г.  Вчера прошли Черноморские проливы. В сопровождении СКР ТОФ «Строгий» идём курсом на юг между греческих островов для встречи с «Керчью».

23.03.78 г.  Мальтийский пролив. Солнце и шторм в пять баллов. Курс на запад.

25.03.78г. Полёты Як-38. Обнаружена НАТОвская ПЛ, время от времени для чего-то подвсплывающая. Дизелюха. Хотя внешне напоминает американский «Скипджек»*.

28.03.78 г.  Балеарское море, полёты. Упал на палубу взлетающий Як-38. К счастью, всё обошлось, хотя могло бы быть гораздо хуже: баки были полны плюс боезапас на борту.

29.03.78 г.  64-я точка. Якорная стоянка. С утра кэп неожиданно учинил смотр корабля. Обошлось без «кровопролития». После обеда загорали всем экипажем. В ночь выходим в море.

30.03.78 г.  Прошли Гибралтар.

03.04.78 г. Проводили «Керчь», передавшую нас на охранение БПК «Маршал Тимошенко». Вышли из зоны подчинения Средиземноморской эскадры.

04.04.78 г. Подошел «Исаченков». Вторые сутки «бороздим» моря, перекрывая возможные маршруты выхода ПЛАРБ США и Англии из базы  в Холи-Лох. Пока безрезультатно.

07.04.78 г.  Контакт! Вертолётчики уже два часа гоняют подводную цель, похожую на ПЛАРБ. Впервые за последние дни наверху великолепная погода.

08.04.78 г.  Поисковая операция завершена. Данные обрабатываются. Курс на Североморск.

12.04.78 г.  Четырнадцать часов. Зачем зашли в родную базу – непонятно: назавтра объявлен выход в море: ракетные стрельбы. Вечером, надеюсь, всё-таки буду дома. Анюта и ребятишки, наверно, все глаза выглядели.

***

Черноморский флот ждал из Николаева ТАКР «Минск». В обеспечение его ходовых испытаний была спланирована боевая подготовка кораблей и авиации КЧФ, а также заблаговременно расчищена очередь в Северный док. Опыт испытаний «Киева» был ещё свеж в памяти промышленности, флотских организаций. И не виделось никаких причин для беспокойства. Но причина появилась. Оттуда, откуда её никто не ждал.

В конце января командующего Черноморским флотом адмирала Ховрина пригласил на связь начальник Главного штаба ВМФ адмирал флота Егоров. После разговора с ним Николай Иванович понял, что планы работ и мероприятий под «Минск» придётся срочно корректировать. Неприятную остроту задаче, как снег на голову свалившейся на Черноморский флот, придавали несколько раз повторённые Егоровым словосочетания: …ТАКР «Киев», …конструктивные недоработки, …недопустимость срыва планов боевой службы, …на личном контроле у главкома.

Как человек дела, адмирал Ховрин уже на следующий день обозначил контуры решения поставленной командованием ВМФ задачи: Под руководством начальников технического управления и управления боевой подготовки КЧФ должна быть создана рабочая группа из представителей флотских организаций и организаций промышленности. Группе должна быть поручена корректировка планов флотского обеспечения ходовых испытаний «Минска», выполнение ревизии поломок, выявленных на «Киеве», а также «развязка» «Киева» и «Минска» по использованию причала на Угольной и доковым работам.

Всё это нещадно ломало свёрстанные и утвержденные на февраль планы флота, ЧСЗ, судоремонтного завода имени Орджоникидзе, Северного дока и многих других менее крупных организаций. «Два авианосца одновременно, один с испытаниями, другой с экстренным, незапланированным ремонтом - это уж слишком!» - вероятно, думал тогда адмирал Ховрин, предощущая невыполнимость тесно переплетённых по авианосцам работ… Но, как говорят в таких случаях, глаза боятся, а руки делают.

В те дни, когда на «Киеве» полным ходом шла выгрузка боезапаса, специалисты ЧСЗ и завода Орджоникидзе вместе с представителями техупра КЧФ приступили к проверкам надстройки и корпусных конструкций ТАКР. К их работе подключились прибывшие вскоре в Севастополь представители Невского ПКБ, ЦНИИ имени Крылова и наблюдения за проектом 1143 от 1-го ЦНИИ военного кораблестроения ВМФ. Корабль представляли командир БЧ-5 и командир дивизиона живучести БЧ-5.

Ничего сверхъестественного с точки зрения участников проверок обнаружено не было. Надстройка и дымоход ТАКР были сделаны из лёгких алюминиевых сплавов. Напряжения, испытанные этими конструкциями «Киева» в экстремальных условиях декабрьского выхода на БС, оказались достаточными для их разрушения. Появились продольные трещины, имеющие тенденцию к последующему увеличению. Сопоставление характера и масштаба разрушений с требованиями ТТЗ ВМФ по прочности корпуса вины судопроектанта и судостроителя не выявило. Решение по ремонту «Киева» удалось подготовить буквально по горячим следам проверок. Суть его сводилась к тому, что корпусные конструкции надстройки, включая дымоход, следует укрепить гибкими компенсирующими сварными швами. Соответствующие доработки предлагалось в упреждающем порядке выполнить и на ТАКР «Минск». Все эти работы проще всего было выполнить в доковых условиях.

 

…21 февраля «Минск» прибудет в Севастополь, 22-го встанет в Северный док. Помимо плановых работ, на нём выполнят наложение на критические места надстройки гибких компенсирующих швов. На «Киеве» ремонт надстройки будет произведён неделей позже. Что ж, и в этом была своеобразная миссия головного по проекту корабля. Как мог, «Киев» помогал своим младшим собратьям. На строящемся «Новороссийске» выявленное слабое место конструкции надстройки укрепят в ходе строительства на ЧСЗ.

Ещё до прибытия «Минска» Ховрин внимательно рассмотрит и утвердит подготовленные рабочей группой решения. Учитывая крайне сжатые сроки возвращения ТАКР «Киев» на боевую службу, уставленные Главкомом ВМФ, его решения будут жёсткими. Ремонт и подготовка «Киева» к выходу на БС пройдут по очень напряжённому графику. Будет установлен круглосуточный режим работ задействованных организаций с двумя ежедневными докладами в штаб КЧФ - утром и вечером.

И Черноморский флот сделает то, что поначалу казалось совершенно невозможным! Роль высочайших организаторских способностей его командующего в этом не подлежит никаким сомнениям. Офицеры из непосредственного окружения командующего много лет спустя скажут о нём: Несмотря на внешнюю суровость, некоторую шумливость и категоричность, Николай Иванович Ховрин был не только деятельным и энергичным руководителем, но и чрезвычайно внимательным по отношению к своим подчинённым начальником. Ветераны авианосца-первенца первой волны к этому непременно добавят, что к «Киеву» адмирал Ховрин, несмотря ни на что, питал особые чувства. Трудно сказать, чем это было обусловлено. Но было именно так.

 

В день, когда выгружалась последняя партия боеприпасов, на корабль прибыл главный конструктор проекта 1143 Аркадий Васильевич Маринич. Из УАЗика с николаевскими номерами следом за ним вышли и направились к кормовой сходне, вываленной на причал Угольной, трое штатских. Оповещённый заранее, вместе с вахтой гостей встречал лично командир корабля. К главному конструктору он испытывал глубочайшее уважение.

Когда следом за Мариничем на ют поднялись один за другим его спутники, Юрий Георгиевич с удивлением узнал в одном из них своего сокурсника по Высшим офицерским классам Чибисова Александра Никандровича. Это был сюрприз повышенного разряда! В Ленинграде они не только подружились, но и были, можно сказать, не разлей вода. По завершении учёбы один из них вернулся на КЧФ, «старпомить» на ПКР «Ленинград», другой на ТОФ, командиром эсминца. И вот теперь непонятно - кто он, и непонятно  - откуда!

…Остаток рабочего дня промелькнул незаметно в неисчислимых корабельных делах. Маринич с двумя офицерами 1-го ЦНИИ ВМФ и командиром БЧ-5 долго уточняли формулировки подготовленного рабочей группой технического акта обревизования надстройки и предложений по её ремонту. От ужина на корабле гости отказались. Их ждали какие-то неотложные дела на берегу. Но у третьего спутника Маринича были другие планы. По его просьбе Соколов дал в РТС указание показать ему, как оказалось, сотруднику 1-го ЦНИИ, оборудование командного комплекса управления* ТАКР, дать пояснения и ответить на вопросы представителя военной науки.

После ужина в салоне флагмана Соколов долго расспрашивал друга о службе, жизни, общих знакомых. За иллюминаторами командирской каюты, где они уединились, стемнело. И бутылки армянского коньяка для такой беседы явно не хватало. Но одному предстоял ранний вылет в Ленинград, а другому личный утренний доклад командующему КЧФ. Уже прощаясь, гость, как водится, пожелал хозяину успешного завершения ремонта, успешной боевой службы, а также служебного роста и скорейшего достижения адмиральских высот.

На последних словах по лицу Соколова скользнула какая-то тень. Полуобняв друга, он с неожиданной горечью ответил: «Спасибо, Никандрыч. Но не всё так просто. Особенно со служебным ростом. На Севере мне вряд ли суждено стать своим, а на родном Черноморском я уже стал чужим»…

 

После ремонта надстройки и завершения доковых работ «Киев» встал на Угольную. Теперь для погрузки боезапаса. Техническое обеспечение этих работ здесь разительно отличались от североморского. Специализированные автотранспорты ритмично доставляли ракетно-артиллерийские боеприпасы со спецскладов УРАВ* Черноморского флота прямо к борту корабля. Параллельно с ними могли работать у правого борта транспорты и баржи-спецпогрузчики. Погрузка шла по достаточно чётко выполняемому графику и обеспечивалась несколькими плавкранами. Они поднимали боезапас прямо на борт корабля. Дежурная организация погрузочных расчётов крейсера сокращала до минимума незначительные «окна» простоя. В погрузке помимо БЧ-2, БЧ-3 и БЧ-6 задействовался личный состав других боевых частей и подразделений крейсера. Общее время работ при этом сокращалось едва ли не на порядок. То, что на Севере могло растянуться на месяцы, здесь укладывалось в неделю!

 

К выходу крейсера на внешний рейд вернулся с Севера походный штаб. До прощания с Севастополем оставалась чуть больше недели. Черноморские проливы были заказаны на 19 марта.

На коротких морских выходах «Киев» принимал на борт авиаполк и вертолётную эскадрилью. Вместе со своими штурмовиками первые тренировочные полёты с ТАКР выполняли лётчики 311-го «минского» авиаполка. Это было их корабельным крещением!

13 марта на внешнем севастопольском рейде состоялись ночные полёты штурмовиков. Первым из лётчиков, выполнившим новый элемент боевой подготовки Як-38, был подполковник Ковалёв. В ходе ночной лётной смены не обошлось без курьёза. Один из лётчиков едва не «сел» на светящийся всеми огнями танкер, ожидающий «добро» на вход в главную базу. К счастью, группа руководства полётами оперативно разобралась и отреагировала на ситуацию. «Заплутавшийся» Як-36М посадили на родную палубу.

Справедливости ради отметим, что ни ТАКР, ни штурмовик не имели  оборудования для ночных полётов. Эта операция находилась за пределами технических возможностей авиационного комплекса корабля проекта 1143. Но всем хотелось понять – возможно ли это в принципе? Ну, если …вдруг понадобится. Лётчики 279-го ОКШАП ответили на этот вопрос утвердительно!

…По вечерам и в ночь к борту «Киева» подходили танкеры, водолеи, баржи. Запасы топлива, воды и продовольствия шаг за шагом доводились до полных норм. За три дня до выхода на борт крейсера прибыли все прикомандированные и немногочисленные «отгульщики». Недосчитались только …пса корабельного по кличке Боцман.

Предположения загрустившей было боцкоманды сходились к тому, что собачья душа не удержалась от соблазнов Северной стороны города-героя. В доке пёс быстро разобрался с организацией посещения берега. Широченная сходня-времянка, установленная на юте, ему очень понравилась. Военного билета при сходе с корабля на стенку дока вахта по известным причинам с него потребовать не могла. Соответственно, выпадало из-под контроля и его возвращение на крейсер. Береговые ограждения из колючей проволоки по периметру дока и строгая охрана этого весьма серьёзного учреждения были непреодолимы даже для самых спорых на «подвиги» моряков. Но для кобеля, почуявшего призывные запахи близких подруг, это, конечно, не было преградой! Наступающая крымская весна кружила головы не только людям…

Кто-то в шутку назвал Боцмана самовольщиком, кто-то с улыбкой подправил – не самовольщик, бери выше - дезертир!

Никто не стал его осуждать. Особенно матросы помоложе. Они даже радовались: пусть гуляет псина, и за нас тоже. На всю катушку!

***

И снова ходовые вахты, боевая подготовка по суточным планам БС и каменный сон после ночных вахт. Севастопольская кутерьма с ремонтом, разгрузками, погрузками оставила после себя ощущение какой-то разбитости и моральной опустошённости. И только короткий визит Полины, вырвавшейся из Североморска на две недели, казался Игорю светлым лучиком в беспросветной маяте последнего времени.

Жена прилетела в Севастополь с бодрящей вестью: «майорская» должность в оперативном отделе штаба КСФ, за которую он нечаянно «зацепился» накануне выхода на БС, будет освобождена для капитан-лейтенанта Астахова не позже июля! «Что ж, пять лет на первичной должности крейсера плюс два года на «Гордом» дают основание сменить место и направленность службы, - рассудил Игорь и посмотрел на часы. - Однако пора на вахту». Он, скорее всего, никогда не узнает, что не будь звонка Полины тестю в Москву, оперативный  отдел штаба так и остался бы для него мимолётной надеждой.

…Четвёртые сутки ТАКР, нигде не задерживаясь, целеустремленно шёл в направлении западной части Средиземного моря. На траверзе 52-й точки, севернее острова Крит, сопровождающий «Киев» тихоокеанский СКР «Строгий» сменил БПК «Керчь».

Мальтийский пролив был практически свободен от встречных целей. После его прохождения планировались попутный поиск ПЛ, полёты вертолётов и штурмовиков. Уже было известно, что ещё в марте намечается проход Гибралтара, а возвращение в Североморск должно состояться до середины апреля.

 

День за днём – полёты, полёты, полёты… После чистки цистерн, ремонта и дока Он чувствовал себя просто превосходно и, по этой причине, испытывал чувство какой-то неловкости, что ли, перед своими моряками. Ему были понятны и некоторая их «разобранность», и то, что настрой на БС севастопольский «визит» перевернул, что называется, с ног на голову. Кое-кого немного встряхнуло обнаружение дизельной ПЛ НАТО едва ли не у Его борта. Но по-настоящему почти всех привело «в меридиан» происшествие, случившееся буквально на ровном месте.

В конце очередной лётной смены взлетающий штурмовик, пилотируемый лейтенантом Гусенковым, рухнул на полётную палубу. К счастью, высота падения была небольшой. Однако и её при ином стечении обстоятельств вполне бы хватило для куда более серьёзных последствий. Самолёт был под завязку заправлен топливом, а под крыльями у него был подвешен комплект боезапаса.

Причина, на первый взгляд, казалась вполне очевидной – помпаж* двигателя. Однако ЧТО стояло за этой причиной - предстояло ещё разбираться и разбираться. Как покажет время, делать это придётся далеко за пределами «Киева» и 279-го ОКШАП. А сразу после падения Як-38 гораздо важнее было то, что лётчик не пострадал, самолёт серьёзных повреждений не получил, а палубная команда отделалась лёгким испугом. На стартовой позиции ВПП в тот же день заменили несколько огнеупорных плиток, не выдержавших ударного воздействия на палубу.

После доклада о происшествии в эскадру комбриг счёл за благо вернуться в 64-ю точку. День-другой заняли пополнение запасов, короткий отдых экипажа и подготовка к решению новой задачи. Теперь уже в Атлантике. Около недели оставалось до начало поисковой операции сил ВМФ в районе английской военно-морской базы Холи-Лох.

***

На широте Лиссабона «Керчь», оставаясь в оперативном подчинении 5-й эскадры, передала охранение «Киева» подошедшему с северо-запада большому противолодочному кораблю «Маршал Тимошенко». Через день к отряду теперь уже кораблей североморского подчинения присоединился БПК «Адмирал Исаченков». А ещё через день начался очередной для «Киева» многодневный поиск «иголки в стоге сена»…

 Как и в конце января, опять напряжённо трудился противолодочный расчёт. На ФКП в окружении помощников «мудрил» над картой зоны поиска адмирал Скворцов, а общее внимание было приковано к акустикам. Все со скрытым нетерпением ждали доклада: «Эхопеленг…, дистанция…, предполагаю контакт с подводной лодкой!»

По установкам руководства операцией из Москвы было известно, что действия корабельной КПУГ имеют солидную поддержку. Что на обширном пространстве от Исландии до широт Франции развёрнуты атомные и дизельные подлодки ВМФ. А севернее Фареро-Исландского рубежа подводную обстановку контролирует в составе полка Ил-38* дальняя противолодочная авиация.

Однако в Атлантике гидрология на этот раз «подкачала». Корабельные средства гидроакустики при этом теряли в дальности обнаружения подводных целей. Помимо того, атлантический район поиска был существенно больше тирренского. Поэтому разумным для этих условий представлялось масштабное использование противолодочных вертолётов. Значительно меньшие дальности обнаружения их ГАС и гидроакустических буёв будут компенсированы мобильностью пространственного охвата поисковых зон и рубежей. Соответственно, акустике кораблей КПУГ на этот раз целесообразно определить вспомогательную роль. Она должна дезориентировать подводного противника и отвлекать его внимание от основных средств поиска. Примерно такие соображения были положены в основу решения Скворцова на поисковые действия.

На третий день напряжённой работы вертолётной эскадрильи, усиленной противолодочными вертолётами кораблей охранения, удалось «зацепиться» за ПЛ. Это был тяжёлый, сложный, вызывавший поначалу много сомнений контакт. Но, минута за минутой, истинность его становилась всё более очевидной. К исходу первого часа стала прорисовываться картина действий ПЛ, притаившейся в океанских глубинах далеко за пределами досягаемости акустики кораблей КПУГ. Когда командир подлодки понял, что его субмарина «высвечена» не групповой надводной целью, а предположительно авиацией, были предприняты обычные в таких случаях действия: резкое маневрирование курсом, скоростью, глубиной, а также применение средств гидроакустического противодействия. Однако контакт удерживался, а слежение продолжалось!

Высокий профессионализм проявили при этом лётчики вертолётной эскадрильи. Особо отличились майоры Захаров, Опарин, капитаны Голоднов и Самотолков.  Почти четверо суток экипажи Ка-25, меняя друг друга, выполняли свою нелёгкую работу. И днём, и ночью. Общее время работы с подлодкой, классифицированной как ПЛАРБ, составило около двух часов.

Результаты этой поисковой операции будут зачтены Главным штабом ВМФ с отличной оценкой!

 

Через несколько дней ТАКР «Киев» встанет в Североморске на свою бочку. В историю корабля эта боевая служба с 20 декабря 1977 года по 12 апреля 1978 года будет вписана за вторым порядковым номером. Всего в 1978 году с борта ТАКР будет выполнено 327 самолёто- и 683 вертолётовылета. А за кормой останется 28297 миль, пройденных за 102 ходовых дня.

Из них на период БС приходилось 18524 мили, пройденных за 57 ходовых дней при выполненных 229 самолёто- и 546 вертолётовылетах. Океанский аттестат зрелости крейсера впечатлял. В нём не было удовлетворительных и преобладали отличные оценки!

 

…Пока швартовные команды на баке и у бочки управлялись со своей работой, по левому борту на ограждении обходного мостика крейсера крепился огромный кумачовый транспарант: «Родина, твоё задание выполнено!». На митинг, посвящённый возвращению с боевой службы, ждали командира Атлантической эскадры.

Следом за «Киевом» на рейд один за другим вошли большие противолодочные корабли «Адмирал Исаченков» и «Маршал Тимошенко». На пирсах эскадры их поджидали дежурные швартовные расчёты.

На следующий день теперь уже ОБК* в том же составе выйдет в море на зенитно-ракетные стрельбы…

Лавина

Немалый по балтийским или черноморским меркам северный отпуск* пролетел, как один день. К концу мая Павел собрал своё семейство и относительно комфортно перевёз в Вологду. За неделю до окончания отпуска пришлось вернуться в Североморск. Нужно было сделать хоть какой-то ремонт в квартире. Очень горевал по поводу его отъезда подрастающий Сашулька, которому всё больше не хватало отца. Да и у Павла при  прощании с Анютой и ребятишками сердце было не на месте.

В середине июля, когда он вышел на службу, на корабле царило затишье. Службу правил старпом. Командир ожидался с прибытием из отпуска дней через десять.

 

После первого же утреннего построения на подъём флага стало ясно, что ветры кадровых перемен, задевшие крейсер год назад, сейчас набрали почти штормовую свежесть. Для кого пять, а для кого и шесть лет, проведённых на «Киеве» без продвижения по служебной вертикали, становились барьером, который следовало преодолеть. Во что бы то ни стало!

Почти полностью сменилось звено командиров БЧ и начальников служб. Их места заняли наиболее энергичные и удачливые преемники. На всех этажах служебной иерархии крейсера появились и «варяги». Понятно, североморской «закваски».

Что греха таить, Павел тоже, поддавшись общим настроениям, ещё в конце апреля по наводке и рекомендации своего училищного приятеля Бориса Пилюгина наведался в североморскую «скалу»*. Здесь к концу лета ожидалось освобождение очень приличной по корабельным понятиям «майорской» должности. Принимающая сторона в лице капитана 2 ранга с пытливым взглядом насторожилась, когда выяснилось, что прибывший на собеседование офицер не только с 7-й эскадры, но ещё и с ТАКР «Киев». Разговор закончился какими-то неопределёнными договорённостями. И Павел о нём больше не вспоминал.

Что ни говори, но службой на «Киеве» по большей части всё-таки гордились. Особенно за его пределами. Однако это вовсе не означало, что кто-то собирался служить здесь сколь-нибудь долго. Ибо служба на крейсере была отнюдь не сахар. По интенсивности, сложности служебного роста, доступности берега, наконец. Не без оснований считалось, что вероятность «сгореть» здесь на личном составе, технике или личной оплошности куда выше, чем на любом другом корабле. В пропорции, как минимум, соотношения их водоизмещений.

Конечно, несладко служилось на крейсере морякам срочной службы. Но два с половиной года на корабле, хоть и тянулись медленно, пролетали быстро. А молодой организм  к 20-ти с хвостиком годам только-только набирал жизненно важные кондиции.

Чуть проще было положение мичманов. Пятилетний контракт, завершавший их мытарства по окончании школ техников ВМФ, предоставлял тогда бесценное для военно-морского флота право сменить по истечении этого срока место службы. Или проститься с ней навсегда, если не сыщется более подходящий вариант её продолжения.

Сложнее всех было офицерам. Особенно на первичных должностях. Таким, например, как Павел - от «сохи». Их никто и нигде не ждал. Они никому не были нужны, кроме той самой службы. И чтобы не затеряться в её лабиринтах, требовался характер, тщательно продуманная цель, упорство и …время. 5-7 лет, как покажет крейсерская практика, не были пределом в преодолении этого многотрудного, извилистого, полного явных и скрытых каверз пути…

 

Неожиданно для экипажа, на корабле появился новый заместитель командира корабля по политчасти – капитан 3 ранга Пенкин. Чуть позже стало известно, что освободивший эту должность Бородавкин следом за Рыбаком, Руденко, Матершовым и рядом офицеров «калибром» помельче вернулся на КЧФ. Таким образом, в Севастополе образовывалась своеобразная «киевская» колония, рассредоточенная по штабам, кораблям и … дачным участкам. Много лет спустя на её основе будет создана общественно-политическая организация «Ветераны авианесущих крейсеров». Одним из самых ярких лидеров в ней станет капитан 1 ранга запаса Соколов. «Чи – флот, чи - нэ флот»* ещё с лейтенантского распределения  выбирали, как правило, сердцем, в отличие, скажем, от Севера или Камчатки. Потому и прикипали к нему на всю оставшуюся жизнь. Даже если служба совершала, скажем, североморский или дальневосточный зигзаг…

Пока новый «большой зам» входил в курс дела, знакомился с людьми, изучали и его. Первые впечатления были вполне положительными. А то, что Александр Александрович прибыл с КЧФ, пожалуй, в офицерской и мичманской среде только добавляло к нему симпатии.

В начале августа ожидалось большое учение КСФ, которое должно было пройти под общим руководством главкома ВМФ. Капитан 3 ранга Шевнин, как исполняющий обязанности командира, и недавно назначенный командиром БЧ-2 капитан 3 ранга Дядченко в роли исполняющего обязанности старпома понемногу «подкручивали гайки», собирая на корабле возвращающихся отпускников. Однако служба текла пока в относительно спокойном ритме. До прибытия командира из отпуска поднимать её градус оснований, вроде бы, не было. Но это заблуждение рухнуло, как говорится, в одночасье.

Солнечным утром последнего выходного дня июля дежурной службой корабля был обнаружен факт вскрытия режимного поста кормового «Грома»*. Неведомо какими путями, но доклад молниеносно прошёл на самый верх флотского руководства. И в самое короткое время на крейсере уже работали представители штаба КСФ, политотдела эскадры и особого отдела под общим руководством вице-адмирала Круглякова.

Несколько часов потребовалось для установления характера, масштаба и возможных последствий происшествия. Дотошно, с натренированным размахом проверялась организация службы на корабле, опрашивались свидетели, заведующие пострадавшего поста и, разумеется, начальники от командира отделения до исполняющего обязанности командира корабля. К счастью, спецузлы и блоки аппаратуры не пострадали, работоспособность комплекса сомнений не вызывала. Из поста исчез осциллограф и кое-что из ЗИП. Злоумышленников по горячим следам установить не удалось. Однако предварительные выводы по случившемуся были самые суровые.

 

Командир, только что вернувшийся из отпуска, чуть ли не с трапа самолёта был отправлен на ковёр первого заместителя командующего КСФ. Как знать, поведи он себя как-то по-иному, всё могло бы со временем сгладиться, даже лечь под сукно. Но в тот день коса нашла на камень: характеры Круглякова и Соколова были во многом сходными. А одинаковые полюсы, как известно, отталкиваются. На корабль Юрий Георгиевич возвращался с перспективами подготовки к очередной парткомиссии и снятия с должности…

Соколову было известно, что на его место ещё с весны кадры Северного флота ищут замену. Его судьба здесь никого не интересовала, а на Черноморском он давно выпал «из обоймы». Это стало ясно во время зимнего захода в Севастополь.

Всё рассыпалось на глазах, почва уходила из-под ног. Опереться было не на кого. Помочь, если кто и мог, то не хотел или не торопился.

Лекарство от подобных треволнений известно на Руси с незапамятных времён. И то, что Соколов воспользовался им в самое неподходящее время, каким-то образом стало известно в политотделе эскадры. Едва ли не в режиме реального времени…

Конфликт набирал обороты, разрастаясь или ненадолго затихая. Он был подобен лопнувшему нарыву, источавшему накопленные обиды и раздражение. Остановить его никто не хотел, да теперь уже и не мог.

***

Как было запланировано, с 5 по 7 августа «Киев» принял участие в комплексном учении Северного флота. На его борту присутствовал почти весь военный совет ВМФ во главе с Главнокомандующим ВМФ, командующими и членами во­енных советов - начальниками политуправлений флотов. Главком наблюдал за ходом учений непосредственно с борта крейсера и результатами остался весьма доволен. Действия авианосной КПУГ в составе ТАКР «Киев», БПК «Адмирал Исаченков», БПК «Маршал «Тимошенко» при поиске ПЛ в условиях интенсивной ПВО были слаженными и чёткими.

После учений крейсер возвращался в базу. Горшков, будучи в хорошем расположении духа, принял в каюте флагмана начальника политотдела 7-й ОПЭСК контр-адмирала Мудрого по его просьбе. В ходе доклада Адмирал Флота Советского Союза медленно мрачнел. А когда докладчик закончил, задумался, словно уходя в себя. Потом остро глянул на контр-адмирала и приказал прибыть к нему вместе с Соколовым, как только корабль встанет на североморскую бочку.

Короткий, напряжённый разговор закончился с досадой брошенными Горшковым словами, обращенными к Соколову: «А мы-то имели на вас совсем другие виды…»

Главком, конечно, лукавил. Никаких видов на Соколова он уже не имел. Многочисленные «сигналы» и «сигнальчики» всевозможных инстанций КСФ исподволь готовили почву для кардинальной развязки. Те слова главкома стали началом конца командования ТАКР «Киев» его первым командиром.

 

…Парткомиссия эскадры, собравшаяся спустя короткое время, будет непогрешима, величественна и строга. На весы она бросит всё – от нетактичного поведения капитана 1 ранга Соколова со старшими начальниками до его проступков, роняющих достоинство советского офицера. В устрашающий ряд выстроятся корабельные происшествия от пожога котловых трубок и орошения  миллионного порядка стоимости крылатых ракет в погребе П-500 до вскрытия режимного помещения и предпосылки к порче боевой техники. Особое звучание обретут поставленные во главу угла диктаторские замашки и грубое отношение командира к отдельным подчинённым офицерам, подвигающее их к необдуманным действиям, даже суициду.

…Юрию Георгиевичу хватит стойкости и мужества пережить всё это и достойно завершить свой «киевский» путь. В конце августа корабль под его командованием примет участие в рейдовых сборах эскадры. С якорной стоянки у восточной оконечности острова Кильдин он в последний раз выведет свой крейсер в море, уже в сентябре. Даже тогда ещё никто не будет знать, что в последний день августа был подписан приказ, которым на «Киев» назначен новый командир.

 

10 сентября началась передача дел и обязанностей новому командиру тяжёлого авианесущего крейсера «Киев» – капитану 2 ранга Пыкову.

15 сентября в Североморске выпал первый снег. В тот день капитан 1 ранга Соколов Юрий Георгиевич убыл с корабля к новому месту службы на Черноморский флот.

Так буднично, почти незаметно, без приличествующих церемоний с «Киевом» простилась его корабельная молодость. С первым командиром уходила в историю ВМФ эпоха строительства авианосца-первенца, его испытаний, становления, вдохновенного накала первых боевых служб, первых взлётов и первых потерь.

Всё это останется с Соколовым. Навсегда. Этого у него никто и никогда отнять уже не сможет.

 

 

 

Вперёд

Назад

НАВИГАЦИЯ